Избранники народные

На несколько дней затеялась война мнений, чтобы запретить пользоваться правом дворянства и покупать деревни тем лицам, которые достигнут благородного положения службою штаб- и обер-офицерских чинов, а также обманом. Кроме того, дворянство пожелало для себя исключительные права на крестьянина, а купцы в ответ сердито прокричали за свои исключительные права производить торговлю. Ибо вместо ожидаемого поправления ими с крайним прискорбием усматривается из поданных в комиссию многими господами депутатами мнений, что русскому купечеству готовится большое отягощение, как будто оно вовсе не нужно для государства. Вместо того чтобы в силу указов императора Петра Великого утвердить за купечеством их права и вольности, а другим всякого звания людям строжайше запретить вести торговлю, дабы натуральное купечество могло достичь большого благосостояния, помянутые господа депутаты, напротив, предлагают ко вреду купечества, чтобы как благородному дворянству, так и крестьянам предоставлено было пользоваться купеческим правом наряду с купцами. Эти господа депутаты домогаются запретить купцам иметь всякие фабрики и минеральные заводы. В основание такого распоряжения они ставят, что будто содержание купцами фабрик и заводов не приносит пользы обществу и что гораздо полезнее будет, ежели владение оными предоставлено будет отставным и живущим в деревнях дворянам. К этому они еще предлагают, чтобы крестьяне, привозящие в города свои произведения, имели право продавать их в розницу. Итак, если все это утвердится комиссией, то купечество неминуемо придет в разорение, а с этим и торговлю постигнет совершенный упадок. Так что следует дворянству не дозволять торговать и ни у кого, ни под каким видом не покупать купеческое право, ибо дворянство имеет свое собственное право, заключающее в себе большие преимущества — носить драгоценное дворянское имя. Поэтому входить в такие коммерческие занятия, как, например, фабричные, заводские и разные торговые промыслы, дворянам по их высокому званию несвойственно. Им следует предоставить продажу только того, что производится в их вотчинах, не дозволяя ничего скупать у других. Благородному русскому дворянину надлежит иметь старание о приведении в лучшее состояние земледелия своих крестьян и смотреть, чтобы последние обрабатывали землю с прилежанием и усердием.

Екатерину все больней раздражали эти сословные драчки, но более всего турецко-татарский и вредный для экономики взгляд депутатов на крепостных как на рабов, на добычу. И тогда императрица попыталась вернуть внимание комиссии к сути ее „Наказа“ и понять, что крепостные — это ревизские души, то есть те же государственные лица, лишь неполноправные.

В самый яростный момент прений представитель Козловского дворянства Григорий Степанович Коробьин по переданной ему секретной просьбе вице-канцлера Голицына рискнул потревожить неприкосновенное мнение в общем умоначертании. Он стороной, аккуратно подступил к нему. То есть не в лоб взялся судить об уничтожении крепостного права, а со ссылкой на „Наказ“ императрицы в той его части, где тот касался вопросов признания за рабами права собственности и законной регуляции помещичьих поборов.

— Крестьяне есть основа благополучия державы, и с их разорением разоряется и все прочее в государстве, — взволнованно проговорил Григорий Степанович. — А потому их надо беречь, держась такого доброго установления, которое бы воспрещало богатым удручать меньшее их стяжение имеющих.

Всего три депутатских голоса от дворян поддержали козловчанина. Остальные не только не тронулись робкими доводами Коробьина, но даже возмутились: что же дворянин будет тогда, когда мужики и земля станут не его? А ему что останется? Ибо свобода крестьянская не токмо обществу вредна, но и пагубна, а почему пагубна, того и толковать не надлежит вовсе.

В унисон с этими голосами купцы немедленно с азартом выступили за высочайшее дарование, чтобы их работники на фабриках и в торговле непременно были крепостными и через то не смели, стервецы, к другим хозяевам уходить или повышения зарплаты требовать. Подхватились и казаки, в свою очередь громко выговаривая себе в подначалие крепостные души. К ним, недолго думая, присоединилось духовенство, приказнослужащие люди и даже черносошные крестьяне.

Против них всех поднялись благородные дворянские депутаты, твердо настаивая на исключительности своих Богом освященных прав. Спорщики закипели, повскакивали с мест, толкаясь и вновь брызжа слюной до изнеможения.

Екатерина в своем укрытии на антресолях Грановитой палаты закрыла уши и зажмурилась. Она так желала, чтобы депутаты пользовались лучшими мыслями ее „Наказа“, безмятежно утверждались перед всем миром в приличных и умиротворенных спорах. Ей хотелось испробовать, на что в „Наказе“ будет добрый отклик, а чего еще нельзя начинать, не ко времени. То есть надеялась испытать почву, прежде чем сеять в нее. Она же услышала одни бесплодные разногласия.