Избранница

«Зависть — причина многих бед, — говорила Дамея. — А когда пятьсот лет назад в стране началась смута, всё дурное, что было в людях, выплеснулось наружу. Это зло затопило Аранхайю. И многие захлебнулись в нём. Великое царство рушилось на глазах. Вожди, которые рвались к власти, нуждались в пророках. В тех, кто мог «предсказать» победу, а значит сделать её более убедительной. Появились аранхины-лжепророчицы. А наших братьев-аранхитов уничтожали едва ли не открыто. С тех пор, как те из нас, кто остался в живых, покинули твоих соплеменников и спрятались в Зимогорье, мы почти ничего не знаем о делах людей. Вообще-то мы никогда в ваши дела и не вмешивались. Нам нравилось общаться с людьми, мы им помогали. Нас радовала возможность соприкасаться с человеческим разумом — отличным от нашего, но тоже очень высоким. Может быть, даже более высоким, чем наш… Но ваша жизнь коротка, а память ещё короче. В нашей паутине прошлое живо, и мы жалеем об утраченной связи. Мы поклялись не иметь с людьми никаких дел, но кое-кто из нас не в силах удержаться от соблазна понаблюдать за вами. Несколько поколений моих предшественниц покровительствовали атрии под названием Дамея. В моей паутине хранится история этих мест. Кое-что я тебе уже показала. О других урах я знаю очень мало. Каждая аранха всегда ревностно охраняла свою территорию, и ни одна не имела права без спросу вторгаться на территорию своих сестёр. Это одно из наших правил. В случае необходимости мы обменивалась информацией — по просьбе своих избранниц. Ведь судьба о6итателей одного ура нередко зависит от того, что происходит в других урах и вообще в стране. К сожалению, историю других мест я знаю плохо, и ни одна из моих сестёр не позволит мне заглянуть в её паутину. Они осуждают меня за то, что я нарушила клятву и нашла избранницу».

«А они ничего тебе не сделают?»

«Нет, дитя моё. У нас нет государства, законов и судов. Никто никому не выносит приговоров. Расскажи мне, как сейчас живут твои соплеменники. Мне хочется узнать о них побольше».

«Но ты же наблюдаешь за нами. И уже давно».

«Наблюдаю давно, но знаю очень мало. Моё счастье, что я неплохо вижу в темноте. При свете дня я не решаюсь приближаться к человеческому жилью. Не общаясь с человеком, трудно представить, как живут люди».

Рассказывая Дамее о нынешней жизни своих «соплеменников», Ариэна несколько раз входила с ней в глубокий контакт, при котором их сознания соприкасались настолько тесно, что почти сливались в единое целое. Обе после этого сильно уставали, поэтому обычно они ограничивались более поверхностным общением — при помощи слов, время от времени подтверждая сказанное картинами. Для аранхи язык картин и образов был родным и привычным, и она пользовалась им гораздо охотней, чем тем языком, которому мудрые пауки научались у людей. Ариэне, привыкшей к словесному общению, язык картин дался не сразу, но талант художницы помог ей освоить его быстро и успешно. Нужно было очень чётко представить себе то, что хотелось бы показать Дамее. Паучиха хвалила Ариэну, говоря, что её мысленные картины-послания очень живые и красочные. Ариэна всю зиму упражнялась в умении делать и свои картины, и послания Дамеи видимыми для обычного глаза. Это считалось редким искусством. Сама аранхина всегда видела то, что ей показывала аранха, но наиболее одарённые избранницы иногда усилием воли делали эти картины проявленными — доступными зрению других людей. Считалось, что такие картины обладают особой магической силой, — ведь проявленный свет сильней непроявленного.

Однажды она так увлеклась этими магическими упражнениями, что едва не попала в очередную неприятную историю. Даже можно сказать, попала, просто на сей раз всё обошлось.

«Я чувствую чьё-то присутствие, — сказала Дамея во время одной из их обычных вечерних бесед. Ариэна как раз только что вызвала из паутины подруги образы своих родителей. — Чьё-то враждебное сознание. Я прекращаю разговор».

Теперь уже и Ариэне показалось, что возле дома кто-то есть. 3а окном мелькнула тень, а через некоторое время в дверь громко постучали. Ариэна шёпотом обругала себя за легкомыслие. 3адёргивая занавески, она оставила довольно большую щель, и если кто-то подглядывал в окно, он вполне мог увидеть на тёмной стене яркие, словно сотканные их света картины. Те, что ей посылала Дамея, а она старалась сделать видимыми. И получалось у неё очень даже неплохо. Она уже научилась отличать проявленные картины от непроявленных — первые казались ей более яркими. Стук возобновился.

— Ариэна, открой! — прозвучал за дверью строгий голос Дамары. — Девочка, открой немедленно! Что у тебя происходит?

— Сейчас! — отозвалась Ариэна. — Только руки вытру!

Она поставила напротив окна раму с недавно законченной картиной, потом зажгла и придвинула поближе к ней две самые большие масляные лампы — так, чтобы свет падал прямо на изображение.

— В чём дело, госпожа? — спросила она с искусно разыгранным недоумением, делая вид, что вытирает руки испачканной в красках тряпкой.