Избранница

Как Цицерон и предполагал, в замке никого не оказалось. Никого не оказалось в башнях для наблюдения, никого не оказалось на подъемном мосту, никого не было на зубчатых стенах, никого — на большой парадной лестнице, никого в покоях, никого на кухнях, никого в банкетном зале.

Цицерон совершенно спокойно прошелся по замку, заглянул в лари, где хранилась одежда и посуда, поднимал соломенные тюфяки, под которыми тараканы завели гнезда, открывал стенные шкафы, набитые горшками с медом и экзотическими специями.

В ожидании большого пира на длинных дубовых столах стояли бокалы и чаши из металла, а в углах просторного зала были расставлены лютни и арфы — инструменты, которые заиграют на ночном балу после окончания конного выезда. Однако нигде не было ничего, что бы напоминало книгу, карту или план.

Цицерон поднялся по лестнице и осмотрел зал за залом, пока в королевских покоях не нашел спальню, в которой ощутил аромат Анхелы. Наверно, она здесь отдыхала, красилась и причесывалась, возможно, лежала на этой постели с балдахином какое-то время, стараясь немного вздремнуть.

Цицерон рыскал как собака, ища новых следов, как вдруг, пока он ползал на четвереньках, обнюхивая ковер, до него неожиданно донеслись голоса. Цицерон тут же узнал их.

Это были голоса Лилиан и Пурпурной феи, которые перебивало шуршание крыльев:

— Оонаг подлая изменница, жалкая воровка, узурпаторша… — ворчала Пурпурная фея, раскладывая с превеликой осторожностью бальное платье Марины, которое феям вручил Дианкехт.

— Он скоро надоест ей, моя повелительница, — возразила Лилиан, помогая ей.

— А когда он королеве надоест, та отправит его в Ад. Думаешь, я ее не знаю?

— Почему бы вам не договориться с ней?

— Ты ведь знаешь не хуже меня, Оонаг не держит слова, она мстительна, упряма и злопамятна.

— Не напоминайте мне об этом, — вздохнула Лилиан.

— Чем ты недовольна? Пока твоя шея цела. Финвана очарован твоей Мариной.

— Анхелой.

— Мы обе знаем, что Марина — обманщица, выдающая себя за Анхелу!

— Мне надо было спасать свою девочку.

— Анхела не твоя девочка, твоя девочка исчезла. Тебе велели привести Анхелу на сегодняшнюю церемонию, а ты вместо того, чтобы выполнить данное слово, подсунула королю самозванку, которая в любой момент может оказаться для нас опасной и вызвать гнев Финваны!

— Повелительница, это была ваша идея, не оставляйте меня сейчас.

— Я раскаиваюсь. Я тебе помогла с условием, что ты приведешь мне статного танцора Патрика.

— Путаница произошла не по моей вине. Я сделала все, чтобы сохранить жизнь бедняжке Анхеле. Вы знаете, что ни одна девушка еще никогда не возвращалась отсюда в мир людей. Оонаг отправляет их в Ад.

— И тебе не жалко Марину? — с укором спросила Пурпурная фея. — Разве она не вызывает у тебя хоть чуточку сострадания?

Лилиан молчала.

— Я ее не знала и не хотела ни знать, ни привязываться к ней.

— Но сейчас-то ты знаешь ее!

— А вы? Разве вам ее не жалко? — защищалась Лилиан. — Вы заодно со мной, вы мне подсказали эту идею, вы мне помогли околдовать мою бедняжку Анхелу.

— Тссс! Если Финвана узнает об этом, он выдворит нас обеих.

— Оонаг многое отдала бы, чтобы узнать об этом, — прошептала напуганная Лилиан.

— Оонаг — самая властолюбивая, завистливая, мстительная и жестокая из женщин. Зачем ей было влюбляться в моего танцора? — снова заворчала Пурпурная фея.

Лилиан прошептала:

— Она заслуживает того, чтобы ее остригли.

Пурпурная фея была рассержена не на шутку.

— Ты права. Я больше всего желаю, чтобы Оонаг потеряла Патрика, а заодно и волосы!

Лилиан и Пурпурная фея умолкли. Послышались ритмичные звуки и стук каблуков: кто-то быстро поднимался по лестнице.

— Скорей, это горничные Оонаг!

Феи вылетели через окно и быстро испарились.

Цицерон не сдвинулся с места, он был парализован, ошарашен.

Он не ослышался? Значит, Анхела — это Марина? Анхеле или Марине грозила опасность? Кто же в таком случае эта Анхела?

Цицерон начал осторожно ползти, показал язык наглой крысе и уже хотел встать, как ему пришлось снова спрятаться, так как в это мгновение в королевские покои вошли разгневанные горничные.

— Я ненавижу ее, ненавижу всей душой!

— Тссс, не кричи, Миа, у Оонаг есть уши даже среди камней!

— Мне все равно. Мне все безразлично, все. Она лишила меня самой большой радости за последние семь лет. Семь лет я мечтала о конном выезде, и в последнее мгновение она поручает мне готовить яд для этой милезы. Я ее терпеть не могу!

— Если ты служишь Оонаг, то должна знать, что ее капризы всегда будут препятствовать твоим желаниям.

— От этой милезы ей надо избавиться прямо сегодня? Королева говорит, что не желает, чтобы та сидела за столом рядом с Финваной или танцевала хотя бы один танец с ним.

Пришедший в ужас Цицерон, высунул нос из-под кровати и увидел красивую белокурую девушку, которая откликалась на имя Миа и жаловалась. Она поставила поднос на столик.

— У нее есть на то причины. Тебе вряд ли понравилось бы, если твой супруг смеялся бы над тобой.

— Тогда пусть разводится!

— Как мило, но тогда она останется без трона.