Высокий, мускулистый, прекрасный мужчина, просто излучающий силу. И голод. И секс. Тот секс, которого хорошим девочкам не положено.
И он смотрел на нее, словно она Красная Шапочка, а он — большой злой волк, который голоден уже очень, очень долгое время.
Он смотрел на нее из зеркала.
В месте, которое не являлось местом и все же было достаточно реальным, чтобы служить тюрьмой, из которой невозможно выбраться, месте, предназначенном ужасать и превращать обычного человека в буйно помешанного, зашевелился пойманный в ловушку горец из девятого века.
Голодный животный звук завибрировал глубоко в его глотке.
Так он и думал: он учуял женщину.
2
В следующий раз, когда Джесси открыла дверь профессорского кабинета — поздно вечером, в понедельник, — какая-то часть ее сознания отметила нечто странное, какую-то необычную мелочь, но Джесси не уловила, что именно, и не смогла сделать вывод: она словно была почетной гостьей на собственном, очень бурном празднике «саможаления».
Тот факт, что она повернула ключ, а
Джесси была слишком занята, бормоча себе под нос о том, какая удручающе огромная стопка работ первокурсников свалилась на нее в отсутствие профессора. О том, что она могла бы выкроить время на их проверку, если бы профессор не оставил ей вчера ночью сообщение со списком в милю длиной, где перечислял все периодические издания и прочие источники, которые ей нужно было собрать в десятке разных мест и привезти в больницу, чтобы он мог сделать выписки для книги, которую будет писать во время реабилитационного периода. Если бы не это, она могла бы уделить больше внимания тому, что ее окружало, и передумала бы входить в кабинет.
Может, даже снова закрыла бы его и отправилась звать охрану кампуса.
К сожалению, с энтузиазмом смакуя собственные страдания, Джесси ничего не заметила.
Она остановилась у приоткрытой двери, сдула с лица упавшие пряди и поправила на плече битком набитый рюкзак, чтобы учебники перестали колотить ее сзади по ребрам.
— Сто одиннадцать эссе? Может, кто-нибудь сразу пристрелит меня, чтобы я не мучалась?
Джесси, не веря своим глазам, пересчитала работы, когда Марк Трюдо, посмеиваясь, передал их ей. В ближайшие несколько дней сон выпадал из ее графика.
«
Она прекрасно знала, почему Кини сказал, что она проверит работы. Потому что, без сомнения, Марк позвонил ему на выходных и предположил, что она согласится их проверить. Марк вел себя, как дерьмо, с прошлого года, с рождественской вечеринки на кафедре, на которой он попытался подбить клинья к Джесси. А она терпеть не могла мужчин, которые говорят, обращаясь к ее груди, так, словно над этой грудью нет ничего достойного внимания. К тому же Марк был худшим из таких собеседников. Она ведь не разговаривает, обращаясь к мужской ширинке!
Можно не сомневаться, профессор наверняка оставил ей
Ага. Как будто у нее был выбор. И как будто Марк был загружен сильнее, чем она. Но мир в университете, как и во множестве других областей, принадлежал мужчинам, и стоило Джесси забыть об этом, как жизнь тут же непременно освежала ей память.
Толкнув дверь бедром, девушка прошла в кабинет, оставив ее открытой. Обогнув стол, Джесси направилась прямо к стене с книжными полками. Включать свет она не стала, отчасти потому, что сама расставляла вещи в кабинете и прекрасно знала, где найти две книги о галлах, которые нужны были профессору Кини, а отчасти потому, что ей не хотелось отвлекаться на зеркало и связанные с ним вопросы, которые все еще тлели в ее сознании.
Она смирилась с тем, что странный обман зрения, который случился с ней в пятницу, был просто результатом слабого освещения и усталости. Но теперь ей до смерти хотелось узнать, является ли зеркало подлинной реликвией. Как профессор его раздобыл? Можно ли выяснить его происхождение? Была ли произведена датировка? И, кстати,