Но Наполеон хранит молчание. Он ест, спит и проводит долгие часы в роскошных апартаментах Полины. Я знаю, что должна удерживать его от нее подальше, но я рада, когда его не вижу, хоть я и не могу теперь проводить дневное время с сыном.
И вот на Новый год, во время танца, он говорит:
— Твой отец нас предал и примкнул к коалиции, ведущей войну с Францией. — Я останавливаюсь, а он продолжает: — Я знаю, ты на моей стороне и на стороне нашей империи. Но всякому, кто поднимет на меня руку, должен быть нанесен сокрушительный удар. Ты уж извини.
Наполеон берет меня за подбородок, и сердце начинает биться учащенно. Он что, собирается посадить меня в тюрьму? А как же Франц? На глаза наворачиваются слезы, он вытирает их тыльной стороной ладони.
— Моя нежная, добросердечная императрица, — с жалостью произносит он.
— Что теперь будет?
— Мне придется просить тебя об одной нелегкой услуге.
Внезапно звуки музыки делаются мне невыносимы. В глазах туман, даже Полина, которая, стоя рядом с герцогом де Фельтром, наблюдает за нами, плывет перед глазами.
— Да?
— В апреле, когда я отправлюсь на войну с твоим отцом, ты будешь нужна мне в качестве регента.
Императрице в Мальмезон,
20 июня 1812 года
Мальмезон,
1812 год
8 сентября 1812 года
1813 год
Глава 26. Полина Боргезе
Я лежу на кушетке и смотрю в потолок. Мы во дворце Тюильри. Дышать стараюсь глубже, но это неважно. Что Сан-Доминго, что Милан, что Фонтенбло… Я шире развожу ноги и жду, когда он закончит. И вот он опускает простынь и откашливается — значит, все. Он дает мне время привести себя в порядок, и когда я расправляю платье и сую ноги в тапочки, доктор Халле начинает:
— Позвольте задать вам, ваша светлость, исключительно личный вопрос: сколько у вас было мужчин за последнюю неделю?
Я поворачиваюсь к своему лечащему врачу, доктору Пейру, который, собственно, и настоял на сегодняшнем визите этого гинеколога.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не могли бы просто ответить на вопрос…
Доктор Пейр, весь красный, перебивает: