Избранница стража мглы

— Я пошлю кого-нибудь, чтобы предупредили маркиза. Но вы к нему не поедете, — категорично заявил старец. Лицо его, изборожденное морщинами, которые сейчас, когда он хмурился, стали еще заметнее и глубже, вдруг подернулось сероватой дымкой. Словно настырная мошкара, она замельтешила перед глазами. Голос мэтра теперь звучал глухо, будто почтенный старец вдруг решил забраться в дубовую бочку и продолжал говорить со мной оттуда. — А если что-то и случится, так поделом ему. Страж заслужил наказание!

Хотела возмутиться жестокосердием мага, возразить и настоять, чтобы сию же минуту отвез меня домой, но язык не слушался. Ни тело, ни разум, словно ополчившись против своей хозяйки, не желали повиноваться.

Очень скоро окружающий мир поглотила тьма.

Опаль даже пикнуть не успела, как страж втащил ее в спальню. До боли сжимая хрупкое запястье, подвел к зеркалу, отражение в котором, подвластное его магии, подернулось рябью.

Сердце герцогини стучало как сумасшедшее.

«Догадался!» — исступленно вопил внутренний голос.

Ну конечно! Он обо всем догадался и теперь так просто ее не отпустит. Отомстит за все. А если узнает, что стало с Александрин…

Опаль задрожала.

— Моран, пожалуйста, — взмолилась жалобно, не желая следовать за чародеем в Зазеркалье. Неизвестно, куда он ее забросит и как именно решит наказать.

Но страж продолжал делать вид, что не слышит.

— Моран, пожалуйста, не надо, — когда короткое путешествие через зеркала осталось позади, пересохшими от страха губами прошептала девушка. Испуганно озираясь по сторонам, вспомнила, что уже бывала в этой лачуге раньше.

Вот знакомый колченогий стол с догорающим на нем огарком, и сгорбившаяся старуха в темной мешковатой одежде сидит возле очага. В тяжелом полумраке, окутавшем хижину, опасно сверкнули глаза Берзэ, обернувшейся к стражу и его добыче.

— Ну наконец-то! — Рот ведьмы раскрылся в некоем подобии улыбки.

— Моран, — не помня себя от ужаса, продолжала шептать хищница, в одночасье превратившаяся в беззащитную овечку. — Что бы ты ни задумал, опомнись! Пожалуйста, Моран! Ты не такой!

— Вопли будут отвлекать, — проворчала лесная колдунья и зачерпнула плошкой из котелка немного густого варева, по виду напоминавшего ягодный кисель. Вот только ягодами там и не пахло. — Выпей-ка, красавица. — Приблизившись к пленнице, кивнула магу, безмолвно приказывая, чтобы держал крепче.

Когда губ коснулся глиняный сосуд, Опаль отвернулась, что не помешало ведьме вонзиться ногтями ей в скулы и запрокинуть голову. Терпкая густая жидкость полилась герцогине в рот. Медленно стекала по подбородку, шее, багряными пятнами впитывалась в кружево сорочки, пока страж удерживал ее за плечи, не давая возможности шевельнуться.

То, что еще совсем недавно Опаль проделала со своей заклятой соперницей, теперь настигло ее саму. Девушку охватила слабость, язык не слушался, лицо колдуньи расплывалось и множилось, отчего ее светлости начало казаться, что перед ней не одна ужасная ведьма, а целых три.

— А ты прекрати мне тут страдать! — услышала, словно издалека, недовольный голос старухи. — По глазам вижу, что мучаешься, но ничего уже поделать нельзя. Серен должна вернуться. Вспомни, как сильно ее любил, и возрадуйся вашему скорому воссоединению.

Сил пленницы не хватало даже на то, чтобы спросить: «А при чем тут Серен?»

— Пойдем. Для обряда уже все готово.

На негнущихся ногах, подталкиваемая стражем, Опаль последовала за владычицей Чармейского леса. Касаясь земли босыми ногами, чувствовала, как травинки больно колют ей ступни. Как по обнаженной коже бежит ветерок, покрывая спину и плечи мурашками. Как тревожно шумят деревья, наполняя пространство непрерывным шелестом, словно о чем-то перешептываются зловеще.

Насмехаются над ней и ее доверчивостью.

Не следовало доверять Чернокнижнику, не следовало…

От страха, а может, от колдовского зелья, немело тело, путались мысли, и в пламени факелов, освещавших небольшую поляну, всю поросшую беленой, Опаль чудились страшные тени. Они отплясывали свои ритуальные танцы, то увязая в высокой траве, то взмывая к кронам могучих деревьев. Скользили по странному ложу из цветов — кажется, на таких древние морры совершали погребальные обряды, а потом сжигали своих колдунов, — куда Опаль было велено опуститься.

— Да скорее же! — злобно прорычала ведьма. Грубо дернула девушку за руку, заметив, что пленница колеблется.

Ноги подкосились. Лжемаркиза безвольно рухнула на пестрый покров. Наполненные слезами глаза цвета дягиля устремились к небу. Перевернутой чашей оно накрыло землю, захлопнулось над Опаль смертельной ловушкой, в которую она так опрометчиво сама себя загнала. Девушка смотрела на звезды, на бесконечные яркие россыпи, из последних сил шевеля губами, но уже и сама не понимала, что говорит. Просит ли о прощении или взывает к милосердию.

А может, молится Единой о том, чтобы ведьма, коршуном кружившая над ней, оказалась лишь плодом ее воображения. Кошмарной фантазией.