На Морана они смотрели с затаенной мольбой, точно новорожденные котята, которых жестокий хозяин намеревался выбросить за порог. Но у господина стража, как уже давно заметила, сердце и вовсе было каменным, и никакое шмыганье носом и горестные вздохи не сумели разжалобить мага.
Ее милость принципиально не обращала внимания на среднюю дочь, в которой окончательно разочаровалась. Садясь в карету, прощалась только с моим благоверным и шевалье де Ладеном. В сотый раз не преминула напомнить, что через месяц они прибудут в Навенну на смотрины. На что маркиз с улыбкой ответил, что помнит о данном обещании и организует все в лучшем виде.
Только отец, перед тем как сесть в экипаж, приблизился ко мне. Сердечно обняв, прижался на миг сухими губами к моему лбу и шепотом, чтобы, не дай Единая, не услышала баронесса, пожелал счастья. Пап
Наконец карета покатила по широкой аллее к воротам, скрипя колесами и волоча за собой пыльный шлейф.
Я услышала, как облегченно вздохнул Касьен и, беззаботно улыбаясь, обратился к Морану с каким-то вопросом. Воспользовавшись тем, что внимание его светлости переключилось на молочного брата, я поспешила сбежать от греха подальше. Пока чего-нибудь не ляпнула.
С одной стороны, очень хотелось высказать стражу все, что думаю о его поведении. С другой, представила, как это будет выглядеть со стороны. Наверняка решит, что напрашиваюсь проводить ночи в его объятиях, иными словами, добровольно признаю себя проигравшей и принимаю его надо мной власть.
Нет, лучше сначала остыну, иначе потом снова буду себя корить за опрометчивые слова.
Благо Моран со мной встречи не искал и у меня было достаточно времени, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли перед пикником.
За пару часов до приезда гостей явились служанки, чтобы нарядить новоявленную госпожу в очередное шикарное платье. На сей раз мне предстояло красоваться перед сеньорами Гавойи в наряде из кремового атласа, расшитом перламутром, и воздушной накидке ему в тон, так как вечерами было еще довольно прохладно.
Прическу, состоявшую из множества тугих завитков, украсили ниткой жемчуга, подобрав к нему жемчужные сережки в виде виноградной грозди. Одна из служанок, пышногрудая хохотушка Мадлен, любительница болтать без умолку, советовала еще и на шею надеть жемчужное ожерелье, но мне не хотелось расставаться с кулоном, пусть даже на несколько часов. Признаюсь, он нравился мне намного больше любых других украшений. Темно-бордовый камень с золотыми прожилками так красиво мерцал и искрился на солнце, что я решила оставить совет Мадлен без внимания.
Настроение, было улучшившееся, снова испортилось, стоило увидеть карету с шестеркой игреневых лошадей в роскошной сбруе. Густая грива породистых скакунов золотом сверкала в ярких весенних лучах, как и герб графа де Вержи на дверцах его экипажа. Вот темно-бордовая шторка, закрывавшая окно кареты, чуть отодвинулась в сторону, и я увидела выглядывающее наружу бледное личико Опаль, чуть оживленное румянами.
А ведь до последнего надеялась, что в ближайшее время больше не увижу эту стерву.
Хочешь не хочешь, а выходить к гостям рано или поздно все равно придется. Надев на лицо маску довольства и жизнерадостную улыбку, я отправилась в парк, где в тени под цветущими яблонями, чьи розовые цветы источали незабываемый аромат, были расставлены столы, накрытые ажурными скатертями. Возле крошечного пруда, в котором величаво плавали черные и белые лебеди, с таким видом, словно это они были не только хозяевами парка, но и сегодняшнего мероприятия, слуги расстилали покрывала, на которые можно было при желании опуститься, чтобы передохнуть. Перекинутый через пруд каменный мост, увитый зелеными растениями и покрытый у самой водяной кромки мхом, красиво изгибался дугой и как будто приглашал по нему прогуляться.
В такой погожий солнечный день грешно печалиться, наоборот, окружающая идиллия, по идее, должна была настроить на позитивный лад. Вот только при виде этой блондинистой выскочки, сегодня блиставшей в нежно-голубом платье, ну прямо как мой подвенечный наряд, весь мой позитив куда-то улетучился.
У мадемуазель де Вержи не было отбоя от поклонников. Она кокетничала то с одним, то с другим кавалером, шутила, заливисто смеялась, и все это наверняка чтобы привлечь наше с Мораном внимание.
К моему великому огорчению и досаде, маркиз ее заметил. И не один раз. Иными словами, то и дело косил в ее сторону взглядом, а Опаль тем временем не переставала счастливо улыбаться.
Интересно, чему так радуется?
Я честно пыталась ее игнорировать, правда, не уверена, что у меня это получалось, — нет-нет да и поворачивалась к сияющей красавице. Не так выглядит поверженный соперник, которому не остается ничего, кроме как признать поражение. Совсем не так. Моран, конечно, обещал, что между ними все кончено… Вот только до сих пор делал все возможное и невозможное, чтобы не оправдать моего доверия, и в сердце снова прокралось беспокойство.
А еще я, кажется, научилась ревновать.