Избранницы короля

— Ты позоришь меня! Ты позоришь весь наш род. Герцогиня — твоя жена и, помнится, еще совсем недавно была для тебя хороша. Неужто страх перед маменькой вышиб из тебя всю любовь? Ты же знаешь, что Анна ни в чем перед тобою не виновата. Ради всего святого, Джеймс, будь мужчиной!

Таким образом, неприятность была улажена, и именно тогда, чтобы еще раз подтвердить свое расположение к канцлеру, Карл возвел его в ранг пэра.

Вторым постигшим короля несчастьем была смерть его младшего и любимого брата Генриха, графа Глостера. Беда, в обличье смертоносной оспы, подкралась внезапно: только что Генрих был весел и здоров, а через неделю его уже не стало.

Все это произошло так скоро — Генрих умер в сентябре, спустя несколько недель после скандала с Джеймсом, на четвертом месяце пребывания Карла в Англии, — что вся радость от счастливого возвращения домой рассеялась как дым, и даже прибытие в Лондон любимых сестер не принесло утешения.

Генриетту-Минетту, как ее называли в детстве, он любил так нежно, как не любил, вероятно, никого на свете, и Карлу было радостно принимать ее в родной стране, признавшей его наконец своим королем. Резвая и веселая Минетта, столько лет терпевшая унизительное положение бедной родственницы при французском дворе, безусловно, заслуживала самого пышного приема. Однако вместе с Генриеттой-Минеттой прибыла и их мать, Генриетта Мария. Карл невольно улыбнулся, вспоминая ее тщедушную фигурку, когда, отчаянно размахивая руками, она объявляла во всеуслышание, что ступит в Уайтхоллский дворец только после того, как Анна Гайд его покинет.

Таким образом, на долю Карла выпала ответственная миссия умиротворения своей матушки, с коей он справился весьма изящно, хотя и не без лукавства; ибо, с одной стороны, ее пенсион в значительной мере зависел от его щедрости, а с другой, кому, как не ей, лучше всех было известно, что за внешней покладистостью ее старшего сына кроется железное упрямство и что, раз решив что-то для себя, он уже не отклонится от намеченного — как тот малыш, который когда-то отказывался принимать лекарство и ни за что не хотел выпускать из рук полено, в обнимку с которым привык ложиться в постель.

Словом, Карл без труда одержал верх над Генриеттой Марией. Он настоял на том, чтобы она публично приняла супругу Джеймса, и даже постарался, сколько возможно, смягчить для нее удар поражения.

— Бедная матушка! — заметил он в разговоре с Минеттой. — Она просто обожает махать кулаками после драки и тратить силы на то, от чего у нее самой потом бывают одни неприятности.

А потом почти сразу налетела оспа, унесла жизнь Генриха и сестры Карла Марии. Так, за какие-то несколько месяцев Карл возвратил себе английскую корону, но успел потерять любимого брата и сестру.

Как велика казалась ему горечь этой утраты! От всей семьи в живых теперь остались лишь мать — но они с матерью никогда по-настоящему не любили друг друга, брат Джеймс — но Джеймс, как показала история с Анной Гайд, был глуп и труслив, и Генриетта, его нежно любимая сестренка, но с нею их опять разделило море, и вряд ли можно было надеяться на частые встречи. Они простились всего несколько дней тому назад, но кто знает, когда теперь увидятся? Милая Минетта!.. Ему хотелось бы вернуть ее в Англию и никуда от себя не отпускать — однако ей выпал иной жребий; она должна была ехать на чужбину, где ее ждал жених. Право, не мог же он отговаривать ее от решенного уже брака и удерживать в Англии ради того только, чтобы она всегда находилась подле брата! Злые языки и так уже болтали о них Бог весть что.

Что ж удивляться, что король, любивший окружать себя дорогими ему людьми, иногда грустил. Как было хорошо в детстве, когда все они жили одной семьей — счастливой семьей, потому что родители относились друг к другу с нежностью, а король Карл Первый был к тому же любящим отцом. Но то было давно, еще до того, как старший сын начал отчаянно противиться жесткой материнской воле. От тех времен мать запомнилась ему как маленькая властная женщина, вечно стремившаяся кого-то в чем-то уличить или переубедить, скорая на расправу, но зато полная горячей нежности, в счастливые минуты изливавшейся на ближних в виде удушающих объятий и ласковых поцелуев... Да, Карлу очень не хватало сейчас его семьи — потому что ему так нужны были нежность и ласка! Он искренне страдал, когда его близкие, один за другим, уходили из жизни.

Разглядывая проклюнувшуюся в Лекарственном саду новую травку, он вдруг вспомнил свой недавний ужас при мысли о том, что Минетта, его любимая сестра, тоже может умереть. Оглушенный почти одновременной потерей брата и старшей сестры, он ждал теперь от судьбы удара самого жестокого. Но Минетта, слава Богу, не умерла. Теперь она уже вернулась во Францию и готовилась идти под венец с братом французского короля; а значит, каждую неделю Карл, как и прежде, будет получать от нее теплые письма, напоминающие об их сердечной привязанности.