Избранницы короля

Она же осталась теперь совсем одна; по-видимому, весь дворец знал о ее размолвке с королем, и все, кто раньше прислуживал королеве в надежде ей угодить, уже не ценили ее благосклонность так высоко.

Кое-какие обрывки разговоров, впрочем, долетали до Екатерины. Говорили, что король был целых два месяца так внимателен к ней вовсе не от любви, а лишь по доброте сердечной. Да и мог ли он ее любить? Ведь многие из придворных дам были куда красивее королевы — а красота всегда значила для короля немало. И все-таки — долгих два месяца он не смотрел ни на кого, кроме нее, она же, в своей наивности, не пожелала ни оценить, ни даже увидеть принесенной ей жертвы.

Униженная, убитая горем королева, которой счастье казалось уже немыслимым без знаков внимания со стороны короля, не догадывалась, что при желании она и сейчас легко могла бы вернуть его благорасположение. Карл терпеть не мог вражды в отношениях с кем бы то ни было, тем паче с женщинами; особенная нежность к прекрасному полу сквозила во всех его делах и поступках, и даже с дамами, которые совсем его не привлекали, он неизменно бывал почтителен и любезен. Екатерину он жалел и догадывался, что ей приходится сейчас несладко; ведь, в отличие от него самого, она руководствовалась в жизни идеалами. Если бы, поняв всю безвыходность его положения, она уступила ему сейчас в этом деликатном вопросе, если бы сумела разглядеть в нем того, кем он был на самом деле, — то есть человека легкого и обаятельного, любезного и великодушного, но при этом очень-очень слабого, особенно в отношениях с женщинами, — она навсегда завоевала бы его уважение и благодарность. И хотя вряд ли можно было ожидать, что он воспылает к ней страстью, все же они до конца дней остались бы лучшими друзьями. Но пуританское воспитание Екатерины, вкупе с незнанием принятых в обществе законов, ее собственной гордыней и влиянием чопорных португальских наставниц, сделали свое дело: теперь она лишилась не только душевного покоя, но и каких бы то ни было надежд на будущее счастье.

Она проводила дни в одиночестве, то угрюмо глядя перед собою, то заливаясь слезами. Король не замечал ее, придворные следовали его примеру. Хэмптон-Корт, бывший для нее поначалу обителью блаженства, стал теперь приютом ее отчаяния.

Мать короля, Генриетта Мария, прибывала в Англию с намерением лицезреть свою новую невестку и известить весь мир о том, как она рада женитьбе старшего сына.

В связи с этим Карлу и Екатерине пришлось спешно создать видимость семейного счастья.

Из Хэмптон-Корта они выехали вместе, в сопровождении блестящей кавалькады. Толпившиеся вдоль дороги местные жители приветствовали их радостными криками — и это новое для Екатерины свидетельство любви англичан к своему королю наполняло ее сердце гордостью за Карла. То был счастливый для королевы день, ибо муж был с нею весел и любезен, словно их отношения вовсе ничем не омрачались. Когда же они приехали в Гринвич, Генриетта Мария, отбросив формальности, обняла невестку и объявила, что этот момент счастливейший в жизни той, кого бесчисленные удары судьбы заставили именовать себя не иначе, как la reine malheureuse.

Она расположилась по правую руку от Екатерины, Карл по левую; с другой стороны от Карла сидела Анна Гайд, герцогиня Йоркская; герцог же, ее супруг, стоял за материнским креслом.

Болтая без умолку, Генриетта Мария в то же время всматривалась в лицо невестки, и хотя она старалась делать это незаметно, все же было ясно, что она пытается отыскать признаки беременности. От живых темных глаз старой королевы редко что ускользало, однако пока ничего обнадеживающего ей усмотреть не удалось.

— Милая моя доченька, как я рада! Понравилась ли вам ваша новая страна? Благодарение Богу, что вы прибыли летом. Помню, как я сама приехала сюда впервые. То были дни моей юности... Да, мои счастливейшие дни. О, как я тогда волновалась!.. Я ведь была очень маленького роста — даже меньше вас, моя милая, — и мне все время казалось, что моему мужу это должно не понравиться. Да, нам, принцессам, отданным на чужбину, всегда приходится страдать!.. Но мой супруг оказался превосходным человеком, добрым и преданным мужем, прекрасным отцом...

— Но, мама! — с улыбкой прервал Карл. — Ни слова более, иначе моя жена начнет ожидать той же добродетельности и от меня!

— А почему бы ей не ожидать, чтобы ты оказался похож на своего отца? Я уверена, что ты можешь подарить ей не меньше счастья, чем мой муж подарил мне. Хотя... из-за любви к нему мне пришлось много страдать. Но разве возможно любить не страдая? Ведь любовь сама и есть страдание...

— Это верно, Ваше величество, — с горячностью подтвердила Екатерина. — Любовь есть страдание.

— Стоит ли говорить о страданиях в такой счастливый день? — улыбнулся король, оборачиваясь к матери. — Скажите лучше, как там моя сестренка?

Генриетта Мария нахмурилась.

— У нее свои горести. Супруг не так добр к ней, как хотелось бы.

— Мне жаль ее, — сказала Екатерина.