Избранное

В те дни Ни Учэн еще не мог предположить, что его разрыв с родней и с женой может дойти до таких размеров. Реакция тещи на замечание о плевках и история с чашкой испугали его и вызвали в его душе чувство некоторого раскаяния или сожаления. По совету жены он в тот же вечер пошел просить у тещи прощения. Госпожа Чжао, напустив на себя вид строгий и холодный, заметила, что выражения извинения имеют свои правила. Если он решил извиниться у порога, то это, мол, не извинения, а одно притворство, надо встать на колени и бить головой поклоны. Ни Учэн оторопел. Что делать? Но тут Цзинъи, к тому времени еще не потерявшая своей наивности и понадеявшаяся, что между мужем и матерью воцарится мир, надавила рукой на плечо мужа, заставив его опуститься на колени. Ни Учэн принял позу… Он испытывал стыд, а чувство отвращения к неопрятности, нечистоплотности и дикости возросло во сто крат; одновременно столь же усилилась и критика этих пороков и укрепилась его уверенность в необходимости перенимать культурные привычки европейцев.

С этих пор началась их война, которая продолжалась к настоящему времени вот уже девять лет. И вдруг после великого сражения, резко встряхнувшего их боевой дух, мать и сестра узнали, что между супругами воцарился мир, о котором они меньше всего помышляли. Мир — превыше всего, мир — это замечательно! Но если Цзинъи помирилась с мужем, значит, родня ей теперь вряд ли понадобится. В таком случае чем же они будут теперь заниматься? Ведь они оказались лишними, никому не нужными людьми. Как решить эту нелегкую проблему, которая нынче встала перед ними?

После примирения супругов Цзинъи заходила к ним редко, а если и заходила, то лишь поболтать о разных пустяках, говорила что-то маловразумительное и неинтересное. Когда Цзинъи находилась с мужем в ссоре, она немедленно сообщала обо всем случившемся матери и сестре, и все трое приступали к «изучению обстановки». Примирившись с мужем, Цзинъи замкнулась, будто сейчас у нее не было ничего, о чем можно рассказать. В конце концов она могла бы найти какую-то незначительную тему для разговора или хотя бы притвориться, что у нее есть что-то важное для сообщения. Ничего подобного! Цзинъи молчала.

Жизнь стала скучной и пустой. Госпожа Чжао повторяла свой рассказ о том, как она жила в материнском доме до того, как ей исполнилось шестнадцать. Она вспомнила одного из предков, крупного чиновника, который по поручению государя отправился на Рюкю и получил там титул князя, а император наградил его золотой таблицей со словами: «Мы явились государю подобны». Вспомнила она о прокалывании ушей и бинтовании ног, о двух каменных львах, что стояли перед воротами дома Чжао. Повторив свой рассказ, она начинала перетряхивать сундуки и баулы, перебирать старые платья. Надо было как-то себя занять. Перебирая одежду, она иногда обнаруживала пропажу: исчезла теплая кофта, штаны или безрукавка, пропал кусок шелка, холста, головные шпильки или моток ниток. Но скоро пропажа находилась: появлялся и шелк, и холстина, и шпилька, и моток ниток, и теплая кофта, и штаны. В промежутке между пропажей вещи и их нахождением старая женщина обращалась к дочери с расспросами, но эти расспросы вызывали мгновенную ответную реакцию в виде насмешек и шуток. Поскольку Цзинчжэнь была самым близким для матери человеком, то ее подозрения разрешались самым благополучным образом, с помощью одной-двух фраз. Тучи сразу рассеивались. Что до Цзинъи, то она сейчас была поглощена заботами о муже, всячески ухаживала за ним, намереваясь расположить его к себе. Расспросы матери она, понятно, не оставляла без внимания и даже спорила с ней, но, зная мать, старалась ее не злить, поэтому пожар быстро утихал. Ни Цзао обычно оставался вне бабушкиных подозрений, впрочем, иногда бабушка и ему задавала один-два вопроса, на которые внук отвечал молчанием и только таращил глаза, и бабушка тут же отставала. Расследование бабушки обычно завершалось на внучке, Ни Пин, которую бабушка любила больше всего на свете. Между ними разгоралось настоящее сражение.

А все оттого, что внучка — самый дорогой для бабушки человек.

Вот бабушка ищет какую-то вещь (нужна она ей или нет — это уже другой вопрос), но ее не находит, она тут же спрашивает Ни Пин, если девочка оказывается рядом:

— Пин-эр! Это ты взяла у меня образцы для вышивания?

— Зачем они мне? — отвечает девочка, озадаченная вопросом.

— Я тебя не спрашиваю: «Зачем?», я спрашиваю: «Взяла ты или нет?». Если взяла, так и скажи, что взяла, чтобы я их не искала. Если не брала, скажи: «Не брала». Тогда я стану их искать. Я все равно их найду, если даже придется землю разрыть на три чи. Образцы очень старые, я по ним вышивала цветы и узоры, когда мне было еще одиннадцать. Сейчас таких рисунков уже нет: орхидеи, нарциссы, уточки-неразлучницы, бабочки… Те образцы, которые сейчас продают возле Белой ступы или храма Защиты отечества, в подметки им не годятся! — Бабушка приходит в большое волнение.