Избранное

— Я тебе и ответила, разве не так? — разволновалась Цзинъи. Ее румяное лицо вдруг побелело. — Что случилось? — с тревогой спросила она.

Цзинчжэнь тоже стояла белая как полотно. Она положила на землю корзину и сняла со спины ношу. Вытирая пот с лица, она проговорила:

— Лучше не спрашивай! — Она вздохнула. — Когда поезд подошел к Шицзячжэнь и остановился, я сошла на перрон, чтобы купить маме жареных лепешек с бобовым сыром — знаешь, такие тонко нарезанные кусочки доуфу… Мы с раннего утра в рот ничего не брали. Народу на перроне — тьма. Вдруг откуда ни возьмись отряд японцев. Я как раз в это время покупала лепешки и сначала японцев не заметила, а потом, когда все побежали, увидела их и обомлела. Смотрю, японцы лезут в наш вагон, я за ними, а они на меня орать — испугали насмерть! Прямо страх! Что, думаю, делать? Я побежала в конец поезда, думаю, сяду в последний вагон, может быть, там нет японцев. И тут — пых-пых! — поезд тронулся. Ой, раздавит меня, как муравья! Надо садиться, а потом буду искать мать. От Шицзячжэнь до Пекина тряслись часов пять, все это время я протискивалась через толпы, толкалась по вагонам, но маму так и не нашла. Что делать? Я прямо обалдела! Пробираюсь дальше, там стоит полицейский — не пускает. Села я на пол, а рядом со мной вот этот тюк и корзина. Одним словом, совалась я туда, сюда — все лаются, а я снова лезу вперед. Потом меня чуть было не выкинули из поезда!

— Скажи скорее, что с мамой? Что ты все вместо этого всякую чепуху несешь! — не выдержала Цзинъи.

Цзинчжэнь как ни в чем не бывало продолжала:

— Я так прикинула: в поезде мне ее не отыскать. Ну, думаю, как сойду, так и поищу. Представляешь, мать одна в вагоне, сидит голодная, можно сказать — муки терпит адские. Но что делать? Пускай, думаю, пока там сидит… Когда приехали в Пекин, я сразу шасть из вагона и бегом по перрону к выходу. Все через выход идут, значит, и мать не сможет его обойти. Прождала я целых полчаса. За это время все разошлись, на перроне — ни души. Хватит ждать! Наверное, мать вернулась домой сама.

— Что же она, на крыльях сюда прилетела?.. Бросила ты мать в Шицзячжэнь… Что с ней сейчас… Жива ли?

— Ну будет тебе! — проговорила Цзинчжэнь, но опровергнуть эти слова не могла. Она потопталась и наконец промолвила: — Ну, я пошла на вокзал. Может, все-таки я ее найду! Если тот поезд не ушел, буду искать в нем, а не то все станции обыщу! Пока ее не найду, домой не вернусь! — Она заплакала.

Увидев слезы сестры, Цзинъи сразу забыла о своем гневе. Она поняла, что положение серьезное.

— Не торопись, отдохни немного, ты ведь прямо с дороги. А на вокзал пойду я, поищу ее сама… Не верю, чтобы взрослый человек и вдруг потерялся. Если не найду, обращусь в полицию!

Они долго препирались, пока не решили идти вместе. Оставалось одно — предупредить детей. В этот напряженный момент раздался радостный голос Ни Пин: «Бабушка вернулась!» Действительно, в ворота, переваливаясь, уже входила госпожа Чжао с двумя плетенками в руках. На ней была черная шерстяная кофта и штаны, много лет пролежавшие на дне сундука, на голове черная бархатная шапочка, ноги обуты в темные войлочные туфли, специально предназначенные для спеленатых ног. Новая одежда преобразила бабушку. Своим видом она сильно отличалась от небрежно одетой Цзинчжэнь. Радость дочерей трудно передать словами. Они были безмерно счастливы. Закатываясь в смехе, они крепко обнимали мать, тискали ее, а потом повели в дом и, перебивая друг друга, принялись рассказывать о том, как они о ней только что говорили, как за нее болели и как о ней беспокоились. Словом, они поведали ей о глубоких чувствах дочерней почтительности, о том, как страдали они из-за того, что мама не вернулась вместе с Цзинчжэнь, как обе решили идти искать ее на станцию. Бабушка слушала их с большим удовлетворением, но сохраняла полную невозмутимость и спокойствие.

— Глупые вы мои девочки! — проговорила она как-то очень просто. — К чему такое беспокойство? Я ведь не слепая и не глухая, вроде и не дура. Есть у меня под носом рот, а во рту болтается язык… Поезд-то шел не куда-нибудь, а прямехонько в Пекин. Потерялась я от дочки — не велика беда! Я и одна бы до места добралась. Правда, поначалу я было забеспокоилась: а что, если дочка на поезд не села. А потом, пораскинув мозгами, решила так: не может такого быть, непременно должна сесть… А что до японцев, то они ко мне отнеслись с большим уважением. Когда я слезла с поезда, я тоже немного тебя поискала… Проголодалась ли? Я так хотела поскорее вернуться домой, что даже о еде забыла. Вот только рикша, прохвост, вез меня еле-еле, да к тому же все норовил лишний круг сделать, чтобы денег из меня побольше выудить. А я ему всю дорогу твержу: мол, сама пекинка и дорога мне хорошо известна. Ты не крути, а поезжай прямой дорогой. Ну вот, наконец и доехала.

— Ах, как хорошо! Просто замечательно! Как славно, что ты добралась до дома!.. Если бы ты не вернулась, я бы под поезд бросилась! — с чувством воскликнула Цзинчжэнь, улыбаясь сквозь слезы.