Избранное

Когда в поля зеленой ржи
Звала команда нас,
Когда врезаться телом в грунт
Повелевал приказ, —
Мой друг сплетения корней,
Разметанных огнем,
Своим дыханьем согревал
И влажных щек теплом.

Когда валились спать в росу

На травах и цветах,
Когда в ногах лежала смерть.
А битва — в головах, —
Мой друг никак не мог уснуть,
Все думая: о чем
Здесь ветер с ветром говорит,
Былинка с колоском?

И там, где места — в аккурат

Убитому лежать,
Он мог всю ширь и даль земли
К груди своей прижать.

Сердечное чувствование всего живого, вдумчивая жажда жизни вызвали у поэта в окопах великой войны образ тишины, проходящей теперь через всю его поэзию. Той тишины, в которой можно ощутить самого себя, в которой встает перед глазами прошлое — а оно тебе так необходимо! Тишины, в которой постигаешь природу и любовь; тишины, в которой мучительно думаешь об ответственности каторжного и благословенного дела творчества, о родной и любимой земле своей.

Такая тишина становится символом всего доброго, и на это доброе откликается душа читателя.

Ты эхо слушаешь самозабвенно,
Когда растает голос твой вдали,
И дрогнет даль, нарушив сон земли,
И каждый звук вернет тебе мгновенно.

Ты весел — даль весельем отвечает,

Рыдает, услыхав печаль твою,
И посылает эхо, как судью,
Что ни одной ошибки не прощает.

Для рождения отклика тоже нужна тишина. Поэзия Исаака Борисова не предназначена для эстрадного чтения. С ней на эстраде будет трудно. Нет, стихотворения его — глубокие по мысли и чувствам миниатюры — надо читать в тишине, один на один с собой. И тогда произойдет то, что происходит при встрече с поэзией — начинаешь глубже понимать себя, существо своей жизни.

А дальше что?.. А что же дале?..
В полунощном бессонном дне
Года светильниками встали
Вдоль жизни, по ее длине…

А что же дале?..

А дале…

Нет на маститость и намека,
Не столь перо еще остро…
Есть жажда все успеть до срока
И оплатить добром добро.

Прожитые годы-светильники освещают завтрашний день. Поэт идет в него, как мы видим, с доброй и ясной целью.

Глагол настоящего времени в последнем предложении теперь надо сменить на глагол прошедшего.

Поэт шел…

Он умер внезапно. И не от старости — ему не исполнилось и пятидесяти, а от старых ран, как сказал другой поэт. Умер, так и не утолив жажду «все успеть до срока», но сполна оплатив добром добро.

1973

О ЮРИИ ГОНЧАРОВЕ

Уж так повелось, что имя художника, музыканта, ученого — любого человека, добро живущего или жившего на земле, навсегда связывается с местом его рождения, его интересов, забот и долгих трудов. Родные места, как правило, остаются на полотнах, на страницах книг, в музыке.

Писатель Юрий Гончаров родился и живет в Воронеже — городе, глубоко вошедшем в его судьбу, в его писательскую работу. Если вы пройдете с ним по Воронежу, вы почувствуете волнение сторожила, когда он будет рассказывать о знаменитых народных поэтах нашего степного края Кольцове и Никитине, когда он вам покажет чудом сохранившийся дом, который был колыбелью Ивана Бунина; на дорогах воронежского Придонья вспомнит Александра Эртеля, которого так высоко ценил Лев Толстой, поведает о своих раздумьях над книгами Андрея Платонова, о пребывании в Воронеже царя Петра накануне Азовского похода. Вы узнаете из уст Юрия Гончарова негаснущие подробности сражений под Воронежем в огненное лето сорок второго… Вам будет названо множество людей — старых революционеров, к которым принадлежал и его отец, студентов, заводских рабочих, деревенских тружеников. Своим простым и величественным обликом на них — именно на них! — походят герои гончаровских рассказов и повестей.

Юрий Гончаров принадлежит к поколению тех юношей, которые в трагическом сорок первом с выпускных школьных вечеров уходили на фронты Великой Отечественной, на сооружение заградительных линий перед нашествием фашистских полчищ, на уборку урожая, к заиндевелым станкам эвакуированных на Урал военных заводов.

И так уж устроено сердце художника — все пережитое, все выстраданное и осмысленное оборачивается произведениями искусства и литературы, не оставляющими читателя и зрителя равнодушными.