Избранное

Вправо от окна стояла койка. За ней — раскладушка. Их разделяла ширма — старое солдатское одеяло. По краям оно было растрепано, бахрома походила на вермишель.

— На раскладушке спит кралечка. За ней можно еще одну койку поставить. Под стеной места хватит, — пояснила хозяйка. — А хошь, ты поближе ко мне?

Мишка взглянул вдоль серой сырой стены. «Рядом с  н е й?» Он посмотрел на хозяйку. Свет падал ему на лицо, и она уловила его недоумение.

— Что? Не нравится?.. Ой, да ты молоденький… Какая нужда в город-то пригнала?

— Учиться музыке, — тихо ответил Мишка.

— На чем же ты музыканишь?

— На баяне.

— О-о, — протянула хозяйка, покачивая на руках дочку. — Что ж ты, и тут будешь играть?

— А как же?

— Ну, милый! Тогда мы не сойдемся. Мне, знаешь, хватает вот этой музыканши.

Она ребром ладони вытерла нос девчушке.

— И денег твоих не надобно!

Мишка выбрался из подвала и облегченно вздохнул.

В подвалы он больше не заходил. Квартир в уцелевших и полуразрушенных домах не попадалось. Лишь на окраине, на спуске к реке, он нашел уютный — в садике — домик. В нем жила старуха, подслеповатая, согбенная годами. Она согласилась сдать Мишке маленькую отдельную комнату.

— Я с тебя, сынок, дорого не возьму. Другие берут по полтораста, а мне — сотню заплатишь, и довольно, — говорила старуха, пристально разглядывая постояльца.

«Шестьдесят рублей останется на еду», — радостно подумал Мишка.

А старуха, глядя вприщурку, продолжала:

— Токо еще уголька али дровец добывал бы… И играй себе на здоровье! Играй, я все одно туга на ухо.

— Где ж я добуду дров да угля? — прокричал Миша, наклонившись над старухой.

— Уж где добудешь, — развела руками старая, как будто показывая простор для Мишкиных возможностей.

К вечеру Мишка не чуял ног. И к вечеру же понял, что ему оставаться на учебу, о которой он столько мечтал исступленно, к которой всю свою жизнь стремился, невозможно. Простой расчет сделал он неожиданно для себя. Стипендия — сто шестьдесят рублей. Если даже он найдет квартиру, в которой согласятся терпеть его ежедневную игру на баяне, он должен уплатить хозяевам не менее ста тридцати — ста пятидесяти рублей. Как же ему жить от стипендии до стипендии?.. Как жить?.. От матери он ждать ничего не мог. Где она, школьная техничка, добудет ему помощь? Она там сама будет и холодать, и голодать. Ей там самой дай бог стянуться на свои нужды!.. Нет, больше ни копейки не возьмет он у нее!..

А если квартира возле училища — то еще дороже. Хозяева понимали выгодность их жилья…

Так что же делать?

Мишку охватило отчаяние. Значит, выхода нет. Значит, надо отступать тогда, когда все, казалось, было преодолено. Нет, никуда ему из дома не уехать. Единственное, что для него, — кончать педучилище. Он представил лицо директора — бровастое, в оспинках, победно усмехающееся: «А что я тебе говорил?..»

Мишка шел не ведая куда. Среди пустынных развалин присел на груду бетона с торчащими железными прутьями. Так что же делать? Ходить на вокзал разгружать вагоны? Мишка слышал о таких студенческих заработках. Но это… Сегодня взяли на разгрузки, а завтра разгружать нечего. А от стипендии — в кармане ни копейки… Зарабатывать бы игрой, как дома. Но для кого же здесь играть? Люди живут под землей — им не до веселья…

Мишка долго кружил по развалинам. Наконец очутился у Кольцовского сквера. От него он помнил дорогу к Наде. Что он ей скажет? Если бы баян был с ним, он пошел бы на вокзал.

— Куда ты пропал? — Надя встретила Мишку возле дома.

Мишка молчал. С трудом держался, чтоб не заплакать.

— Что случилось? — тормошила она его.

Вошли в дом. На террасе Мишка сдавленно рассказал ей все.

— Ничего не остается, как уехать, — выдохнул он.

— Погоди ты, уехать!.. Погоди! — Надя ломала пальцы и нервно ходила по террасе. — Погоди!.. Знаешь что? — Она решительно повысила голос. — Ты будешь жить у нас! Да, у нас. У нас же три комнаты. В одной будет отец с  н е й. И по одной нам с тобой. А? Погоди!

Надя выскочила с террасы. Какое-то время в квартире было тихо. Потом до Мишки стали долетать голоса Нади и Капитолины Сидоровны.

— Ты не своевольничай! — кричала Капитолина Сидоровна. — Тута я хозяйка, а не ты!

— Я знаю, отец бы согласился! — отвечала Надя. — Он ведь на нож шел за меня. Поймите же. Он хороший!

— Мы его и приютили. Но завсегда жить у нас…

— Да это ж недолго… Завсегда… Будут же отстраивать дома. И дадут ему общежитие. Это ж год, может, всего! У нас же комната пустует!..

— Ничего себе — год! — кричала Капитолина Сидоровна. — Год!.. С ума сойдешь от пиликанья.

— Да что вы говорите такое? — кричала Надя.

Капитолина Сидоровна не слушала ее.

— А что он будет есть? Кто его будет обстирывать?

— Еды у нас полно! Как вам не стыдно! А стирать… я ему буду стирать! Я! Я люблю его! Я выйду за него замуж!

— Что-о-о? — заорала Капитолина Сидоровна. — Что ты мелешь?

— Да! Да! Да! То, что вы слышали!

— Видали ее! В шестнадцать лет замуж! Отец возвернется… Я тебе дам замуж!.. Мне и вас хватает. Да еще примак тут!..