Избранное

По узкому Южинскому переулку мимо трех- и четырехэтажных домов, напоминающих башни средневековых крепостей, Алик шел тем же сдержанным шагом, каким впервые вошел через Боровицкие ворота в Кремль. Шел и тихо повторял про себя: «Этим же тротуаром шел Ленин. Мимо этих домов, под этими же окнами проходил Ленин…» Алик уверен, что и тогда был такой же спокойный вечер, такое же высокое синее небо.

— А вот и моя, так сказать, резиденция, — широко распахнув узкую наружную дверь трехэтажного кирпичного домика в соседнем Палашовском переулке, произнес Вечеря. — Да, чуть не забыл, что мы с вами принадлежим к разным поколениям. Наше поколение привыкло к обыкновенной водке, а вы, вероятно, пьете только коньяк, да?

— Что прикажете.

— О, в вас уже чувствуется военная косточка. Ну, если так, шагом марш!

И словно соревнуясь, кто кого, побежали они вверх по узкой извилистой лестнице, чуть покачивавшейся под их ногами.

XIX

Чистить картошку Алику не пришлось. На кухне уже хозяйничала Таисия Андроновна, жена Вадима Тимофеевича, за несколько минут до них пришедшая домой.

— Э, дорогая, ты же отбиваешь у нас хлеб, — сказал Вечеря жене, появившейся в дверях кухни в коротком пестром фартуке, с полуочищенной картофелиной в руке. — А я обещал попотчевать нашего гостя приятным занятием — чисткой картошки. Не узнаешь его? Ведь это же сын Веньямина Захарьевича, именинник, Алик.

Алик приветливо поклонился.

— Вы у нас, кажется, в первый раз?

— Знала бы ты, Таисинька, как мы голодны…

— Дать вам пока перекусить?

— Перебить аппетит? Э, нет! Столько терпели, потерпим еще немного. Как полагаете, Александр, Александр… Веньяминович? Склероз! — И, пропустив гостя в переднюю комнату, Вадим Тимофеевич спросил у жены: — Где же это Леня, Валентин? Насколько мне известно, рабочий класс не очень привержен к собраниям, заседаниям и совещаниям, как вы…

— Кто это, уточните, «вы»?

— Мастер, дорогая моя, уже не чистый пролетарий, а некая помесь — полупролетарий-полуинтеллигент… Во всяком случае, когда ни звоню, никогда не застаю тебя в цехе — то на заседании, то на совещании…

— Или в магазине.

— И конечно же забыла купить коньяк.

— Коньяк?

— Я вас предупреждал, — Вечеря обратился к Алику, смотревшему на него изумленными глазами, — что у меня очень отсталая семья. Подумать только — не знать, что нынешнее поколение пьет исключительно коньяк, и только «четыре звездочки»…

— Товарищ майор…

— Знаю, знаю, вы человек дисциплинированный, воспитанный, так сказать, в военном духе и будете пить все, что прикажут.

— Вадим Тимофеевич…

Таисия Андроновна вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, дав этим знать мужу, что ему незачем притворяться. Он может разговаривать с гостем, отбросив напускной шутливый тон.

Но двухкомнатная квартира была так построена, что как бы тихо ни говорили в дальней комнате, слышно на кухне. И Таисию Андроновну очень удивило, что беседа там продолжалась в том же тоне, что и прежде. Но она слишком хорошо знала своего Вадима, чтобы дать ввести себя в заблуждение и поверить, что без всякого умысла зазвал он к себе сына Веньямина Захарьевича, что просто пригласил его на обед. Уж не произошло ли что-нибудь между Вадимом и полковником? Мысль, что Вадим мог пригласить Алика с целью выведать у него что-то, была ей неприятна, и она заставила себя больше не думать об этом.

— Не представлял себе, что вы живете в такой квартире, — сказал Алик, когда Вадим Тимофеевич ввел его во вторую комнату с маленьким узким окошком и прикрепленными к стене добавочными батареями, от которых тянуло прохладной сыростью.

— Вы считали, видимо, что у нас уже все живут в новых домах.

— Нет, но…

— Как можно, хотите вы сказать, чтобы майор, бывший фронтовик, да к тому еще секретарь парткома, жил в квартире с темной кухней, без ванны, не имел хоть маленького кабинета. — Вечеря положил Алику на плечо руку и подвел к окошку, выходящему во двор: — Видите, в каких хибарах еще живут люди? Какое же право я имею требовать другую квартиру, когда люди, сами видите, еще живут в подвалах… Эх, черт побери! Переселить бы в подвалы эти, хоть ненадолго, кое-кого из тех, кто занял лучшие дома и никогда сюда не заглядывает!

— В наш дом во время войны попала бомба, — словно чувствуя себя виновным в том, что они живут в новом доме, произнес Алик.