Избранное

И то же, что мы видим в истине веры, мы наблюдаем и среди учителей философии. Ибо мудрецы всегда были отделены от простонародья и открывали тайны мудрости не всему миру, но только основной массе философствующих. И поскольку мудрецы из числа греков, собираясь на ночные бдения, имели возможность для бесед о мудрости в отсутствие толпы, то Авл Геллий пишет в книге Аттические ночи о ночных мудрых беседах, на которые аттические мудрецы, т. е. афиняне, собирались, чтобы избежать толпы. И там же он пишет, что «глупо давать ослу салат, если ему довольно и чертополоха», говоря о толпе, для которой достаточна простая, грубая и несовершенная умственная пища. И, как учит книга Драгоценных камней, не следует метать бисер перед свиньями, ибо тот, кто распространяет тайное среди толпы, принижает величие [великих] вещей, и не остается тайн, если о них знает толпа. Также и Аристотель в книге Тайная тайных[[30] пишет, что «тот, кто сделает общедоступными тайны природы, нарушит небесную печать».

Et propter hoc sapientes licet darent in scriptis radices arcanorum sapientiae, tamen ramos et fructus vulgo philosophantium non dederunt. Nam vel omiserunt scribere, vel per sermones figurativos et multis modis, de quibus non est ad praesens dicendum, occultaverunt. Quoniam secundum sententiam Aristotelis libro Secretorum et Socratis magistri sui, secreta scientiarum non scribimus in pellibus caprarum et ovium, ita quod a vulgo valeant aperiri. Sapientissimi enim et maxime experti multotiens maximam difficultatem in libris reperiunt antiquorum. Et cum Philosophus dividat probabile primo libro Topicorum, separat vulgus a sapientibus. Nam dicit probabile esse quod videtur, vel pluribus, vel sapientibus; sub omnibus enim comprehenduntur vulgus et sapientes communiter, ergo per plures vulgus designatur; quia de consortione sapientum non est ipsum vulgus insensatum.

Потому-то мудрецы, хотя и открывали в [своих] писаниях корни тайн мудрости, не предоставляли все же основной массе философствующих ее цветы и плоды. Ибо они или умалчивали [о них], или скрывали за образным изложением и многими другими способами, о коих ныне говорить не стоит [31]. Ведь, по словам Аристотеля из книги Тайная тайных и его учителя Сократа, «мы не записываем на пергаменте тайны наук, чтобы они не стали доступными для толпы». В самом деле, мудрейшие и опытнейшие часто обнаруживают в книгах древних величайшие сложности. И когда Философ подразделяет «возможное» в I книге Топики, он отделяет толпу от мудрых, ибо называет «возможным» то, что кажется [таковым] или множеству, или мудрым; под «всеми» же понимаются совместно и толпа, и мудрые, следовательно, под «множеством» понимается толпа, поскольку неразумная толпа не принадлежит к сообществу мудрецов.

Et hoc accidit ei non solum propter sui propriam stultitiam, sed quia in pluribus caput recipit languidum et infirmum, quod erroribus et proclive est et auctor imperfectionis cuius nutu ducitur in omnem eventum. Et ideo vulgus imperitum nunquam ad perfectionem sapientiae potest ascendere, nam nescit uti rebus dignissimis: quas si aliquando casu contingat omnia in malum convertit, et ideo iusto Dei consilio negatae sunt ei viae perfectionis, et optime secum agitur quando permittitur non errare. Nam suum nomen ostendit omnia quae praedicta sunt, et apud omnes auctores vocatur vulgus imperitum vel insensatum. Imperitia vero in errore et in imperfectione consistit, et ideo vulgo familiaris est error et imperfectio. Nam multi sunt vocati, pauci vero electi ad veritatis divinae receptionem, et similiter philosophicae. Quare Philosophus dicit secundo Topicorum, quod sentiendum est ut pauci, licet loquendum sit ut plures: quia stultitiam vulgi aliquando simulare prudentia summa aestimatur, praecipue cum est in furore suo.