Избранное

Обернувшись назад, он следил, как сверток в одеяле переложили на носилки и унесли. За носилками шла женщина, все еще держа свою ненужную теперь слабую хворостину. Вихрь бессильно уронил голову и расставил дрожавшие ноги пошире, он боялся упасть. Но больничный сторож не позволил Вихрю стоять на месте, умело распряг и, нашептывая ласковые слова, стал водить Вихря по двору, обтирать мокрую спину и бока взятым из телеги сухим душистым сеном. Вихрь понял, что сторож когда-то имел дело с рабочими лошадьми, ему можно довериться.

Но ни Вихрь, ни больничный сторож не знали ничего о войне между Ермаковским сельсоветом, помещавшимся рядом с больницей, и последними жительницами Дебри.

— Откуда у них лошадь? — удивились утром в сельсовете, увидев привязанного к телеге Вихря. Чужие люди взяли его под уздцы, привели на чужой двор, заперли в сарае. Днем пришел больничный сторож, принес Вихрю ведро с теплой болтушкой, от нее вкусно пахло овсом, Вихрь с удовольствием уплел больничную кашу из «Геркулеса», разбавленную водой. Он ждал, когда за ним придет женщина с хворостиной, чтобы ехать обратно в деревню. Она все не шла. Вихрь вспомнил, как другая женщина попрощалась с ним словно бы навсегда, и его охватила гнетущая тоска.

На другой день чужие люди привели к сараю фабричного конюха, который всегда ругался, бил Вихря кулаком по глазам и говорил, что сдаст на мясокомбинат. Вихрь задрожал от страха и стал колотить копытами в стену сарая. После хорошей жизни у Хозяина ему не хотелось возвращаться обратно на фабрику.

— Психует! — сказали чужие люди и отошли подальше.

Конюх заглянул в сарай и рассердился, раскричался:

— Почему не передали приметы? Ездишь из-за вас попусту! У меня рыжий пропал, с белой отметиной на лбу. А у вас какой? Гнедой, без отметины!

Накричавшись, конюх повернулся и пошел, двери сарая опять заперли на замок.

Вихрь вытянул шею и заржал. Он испугался, что стал теперь никому не нужным. Уж пусть снова голый фабричный двор, насмешки над единственной лошадиной силой. Но конюх не узнал его голоса и не вернулся.

VI

В шесть утра Фомина разбудил звонок дежурного по горотделу:

— Передо мной сидит гражданин и уверяет, что ты его хорошо знаешь. Пришел с ценной информацией и, похоже, по твоему розыску. Машина за тобой уже послана.

Фомин приготовился к неприятному известию, что перед дежурным сидит Киселев. Но, слава богу, это оказался всего лишь дядя Вася. Приехав в горотдел, Фомин увидел принесенные дядей Васей «сведения» на столе перед дежурным. Четыре расплющенные пули. Фомин забрал пули и повел дядю Васю к себе.

— Я черного сразу узнал, но виду не подал. Помните, в запрошлом годе художники пытались обокрасть музей? — Рассказ дяди Васи сопровождался таинственным подмигиванием. — Один из ихней шайки. Пытался, между прочим, отобрать у меня вещественные улики. Но не на такого напал. «Куда-то, — говорю ему, — бросил, не помню». А все четыре пули у меня в кармане. Потом перепрятал в банку из-под графита. Еле утра дождался — и скорее в милицию…

По предположениям дяди Васи, в лесу произошла стычка двух бандитских шаек, не поделивших добычу. А художник темнит и прикрывается подростками-лошадниками, которые будто бы ночью прострелили шины. На самом деле художник и его сообщники за кем-то гнались на «Жигулях», бандиты, как в кино, отстреливались, целя в шины.

— Теперь они где-то в лесу, скрываются. — Дядя Вася перешел на трагический шепот. — Не дай бог, напорется на них кто-нибудь из грибников! Пришьют и зароют в чащобе, так что и не отыщешь. Мой вам совет: срочно вызывайте вертолет, сверху вы их мигом обнаружите.

Фомин мрачно разглядывал четыре комочка свинца. Значит, Супрунов все-таки соврал. Патроны у мальчишек были. А туристы, обратившиеся за помощью к дяде Васе, те самые, которые прогнали лошадников от своего лагеря.

— Вам художник сообщил, где их лагерь? — спросил Фомин дядю Васю. — На чем он привез шины? И говорил ли, кто ему посоветовал обратиться за помощью к вам?

Дядя Вася клятвенно прижал к груди растопыренную черную пятерню.

— Вот ей-богу, больше ничего не смог выведать! Сам удивляюсь, как мне удалось прибрать пули. А грузовик скрылся. Я выхожу и вижу у своих ворот художника. Сразу вспыхивают подозрения, но спросить, на какой машине он приехал, значит, спугнешь…

Дядя Вася удалился с гордо поднятой головой. И тотчас раздался телефонный звонок.