Избранное

Спал город. В серой дымке предрассветной
Огни мерцали тусклых фонарей,
Прощальной трелью песни безответной
Весну будил уставший соловей.

Я шел в Киото, а за мной незримо,

Но неотступно – в утро, вечер, день,
Неспешная, как поступь пилигрима,
Брела тоска – моя земная тень.

На перепутье весен заблудился

В миру, в себе, в основах бытия,
И в это время спутник появился:
Земная тень, моё второе «я».

Таясь и прячась, робкая, глухая,

Она смогла тоскою окружить,
А, выведав и все секреты зная,
Меня собой сумела подменить.

Отвадила земных забот соблазны —

Не стоит сокрушаться о былом,
И призраков – подружек безобразных —
Мне приводила каждый вечер в дом.

И подменив меня, хозяйкой стала

В моей квартире жить да поживать,
А я, как будто робкий гость с вокзала,
Просился к ней и должен был стучать.

Убавив свет, желанья притупила,

В поступках поселила страх и лень,
Мерцанье ярких красок пригласила,
Заворожила вкрадчивая тень.

И закружив в бессмысленном вращенье

Дней, что бегут унылой чередой,
Власть обрела, во всё внесла сомненье,
Колдуньей стала над моей судьбой.

За нею вслед я шёл, летал и ездил,

С ней об руку по сумеркам бродил,
И в утренней тоске о смерти грезил,
С ней вместе в сад Киото приходил.

Сил не было, чтоб ей сопротивляться.

Душа мутилась, разум угасал,
Я клялся больше с ней не расставаться,
Как будто кто меня заколдовал.

И прокрутив передо мной кругами

Все «за» и «против», «быть» или «не быть»,
Она хотела влажными руками
Мои глаза уставшие закрыть.

«Усни навеки тихо и спокойно,

Покой есть смерть, и обретя её
Поступишь ты разумно и достойно
И подчеркнешь величие своё».

И, подчиняясь злой коварной воле,

Я погружался в мрачный вязкий сон,
И призрак, избавляющий от боли,
Манил к себе – приди в мой вечный дом.

Так, завершая странствия земные,

Я, с тенью примирившись, брёл в свой сад.
Светало, вкруг меня дома немые,
Деревьев строгий поминальный ряд.

Вдруг звуком, слишком резким спозаранку,

Настигнут был у старого ствола:
В коляске детской двойню негритянка
На раннюю прогулку повела.

И от такого действия простого

Вдруг ожил город. Легкий ветерок
Развеял влажность воздуха густого,
А страх, как сор, за угол уволок.

И сад Киото снова стал казаться

Своим и близким. Лёгких птичек рой
Мне мысль шепнул: ты должен постараться
Избавиться от тени роковой.

Сказал я ей: закончилось терпенье,

Не смеешь греться на моей беде.
И тень слегла на камни и коренья,
И, проскользнув, растаяла в воде.

1999

Обращение к «Киото гарден»