Избранное

Отбушевали страсти татарские
Широким стройным набегом,
Схлынули, поверженные неведомой властью,
С первым подтаявшим снегом.

Пусто. Тоска.

И гонит с апреля к маю,
Словно собачьим лаем,
Боль мою у виска.

Ни водка не впрок, не виски.

Небо так низко повисло.
Над горизонтом Раменки
Вырос стеною каменной
Непролазно больной вопрос:
Как за стволами подкрашенных берез
Не видел любви растущего леса,
И какого такого беса
Темная страсти сила
Взяла и быстро прельстила,
И понесла, как за морковкой осла,
Без руля и весла.

Зачем колобродил в вечер темный,

Как будто свихнувшийся бездомный,
Кто же опять тебе нашептал,
Что давно от жизни устал.
Но не поздно бывает, не рано
Молча зализывать раны,
И вспомнить про тех,
Кто предрек провал и успех.

Видно, прадед мой бежал с Акатуя,

И какого, спрашивается, разтакого татуя
Избрал он долю такую,
А главным вопросом – пить иль не пить,
Но с ним и замерз в степи.

Второй был удачливее, возможно,

Но пил безбожно, он был сапожник,
И передали мне предки – хрены
В наследство совсем дрянные гены,
Да еще, к великой моей напасти,
В бурной пьянке и неуемные страсти.

Правда, дед Андрей работал в конторе,

Дела переплетая при прокуроре,
Но погиб – была в Москве чернота —
Из-за торчащего с надолба прута.

Дед второй Пантелей – молодец,

На селе Красный луч был кузнец,
И когда в Гражданскую был налет,
В огород закопал пулемет,
Чтоб больше его никто не мучил,
Пулемет сгодится на всякий случай.

Отец мой не был романтиком,

Не пел старинных романсов,
Хотя и любил казачьи песни,
Играл он со мною в фантики
И честно служил в Министерстве финансов,
Но верил в светлое будущее,
Хоть ты тресни.

Вот и вся родословная по мужской линии,

И в ночи густые и длинные,
Когда шлешь всех подальше и на фиг,
Они окружают меня с фотографий,
Я вижу их, и слышу, и слушаю,
И прошу, помогите отмолить у Господа
Грешную душу мою.

2012

Вечерняя прогулка в Люксембургском саду