Избранное

В своем письме в редакцию, как уже говорилось, Василий, если ему это выгодно, не прочь подчеркнуть, что всего в жизни добивался сам. Однако, когда к работе его начинали предъявлять справедливые претензии, он сразу начинал обвинять руководство в невнимании к себе, в нежелании председателя и правления помочь ему стать настоящим специалистом. Конечно, упрекнуть руководителей хозяйства в том, что они слабовато «пестовали» Василия, можно. Но нельзя умалчивать и о другом – о нежелании молодого агронома работать по-настоящему, с полной отдачей. А ведь общество затратило немало на его воспитание и вправе требовать отдачи. Но Василий Киян брать в расчет этот момент не хочет, заявляет только о своих правах и забывает об обязанностях.

Председатель колхоза неоднократно ставил на собраниях вопрос о семенном хозяйстве, говорил с Кияном на эту тему, советовал, чем надо заняться, что сделать в первую очередь. Словом, надо было работать. Ведь диплом, как известно, не путевка в санаторий.

Будучи в колхозе, я много говорил и с рядовыми работниками, и с руководителями о Василии, задавал всем один и тот же вопрос: а не опрометчиво ли они поступали, когда выдвигали агронома-семеновода руководителем бригады? Ведь «не зрелый» еще человек.

– Да он просто ленивый, – отвечали мне, – привык о себе лишь печься. Вот мы и хотели, чтобы он, приняв бригаду, обрел самостоятельность, чувство ответственности. Тем более что туговато у нас с грамотными руководителями среднего звена.

Не понял, не захотел понять этого Василий Киян. Его больше устраивала жизнь спокойная, бесхлопотная. Чувства гражданской ответственности за общие дела, столь присущего нашим людям, ему не хватило.

…Когда я приехал в колхоз, страсти вокруг «истории с агрономом» уже поулеглись. Только обиженный Василий Васильевич (за отказ принять руководство бригадой его все же наказали) «дулся» на всех и вся. Он даже на работу не выходил, «копался» на личном огороде.

– Уеду я отсюда, – сказал, – не складывается что-то в родном колхозе судьба моя.

И снова начал винить руководителей колхоза, выискивая в их действиях всевозможные прегрешения и ошибки. Желчно, с надрывом говорил Киян и о своих товарищах по работе. Я слушал его и вдруг понял: а ведь этот парень, так болезненно пекущийся о себе и, кажется, все имеющий для счастья, – несчастлив. Ну разве может быть счастливым человек озлобленный, глаза которого видят лишь плохое вокруг?

…А как хорошо начинал когда-то Василий! Работал трактористом, в газете о нем писали, знак победителя соревнования ему вручали. И были в то время хорошими и товарищи, и руководство. Те годы и сам Киян вспоминает как лучшие. Теперь же все наперекос пошло. Почему? Не потому ли, что в начале жизненного пути умел Василий сочетать личные и общественные интересы, а теперь одно другому стал противопоставлять. Между тем формула счастья таится именно в единстве личного и общественного.

И еще я подумал: конечно, Василий может уехать из родного села. Но если на новом месте он будет столь же потребительски относиться к жизни, то вряд ли судьба его и в дальнейшем сложится удачно.

Стежки-дорожки

Ныне, когда заросли мелколесьем и бурьяном миллионы гектаров некогда плодородных пахотных земель, наверное, кому-то покажется странным, что в «совковые», проклятые представителями воровской «комковой» России времена, борьба за рачительное хозяйское отношение к земле было нормой. Люди боролись за стопроцентное ее использование. Как боролись и с мелкотравчатыми «несунами» – предвестниками современных воров-монстров. Последующие два материала красноречиво показывают то, что волновало тогда истинных тружеников.

I