Избранное

Прошу прощения за употребление пафосного словосочетания «предстал пред человеком» – уж больно велики деянья, чтобы говорить о них низким слогом, нелегко опуститься с небес в скромный кабинет, хотя и Центральной клинической больницы (ЦКБ – «кремлёвки»), где за низеньким столиком после очередной операции сидел устало бледный, с чеховской бородкой, молчаливый, но пытливо смотрящий на вошедшего (меня) доктор. Это и был он – кандидат медицинских наук, глазной хирург Николай Владимирович Ермаков. Кстати, тоже ученик названного выше глазного академика Михаила Михайловича Краснова и, как оказалось, друг Вячеслава Ефимовича Бочарова, того самого, что осчастливил невероятно героев моего давнего очерка – сибирских рядовых тружеников. По простоте душевной, когда был я у исцеленных ветеранов в гостях в деревне с милым названием Палочка, всё пытались они передать со мной московским чудотворцам гостинец – мешочек картошки («хорошая уродилась»). Кое-как отказался. На что старики осерчали, молвив с обидой: «Упрямый какой, хуже доктора. Тот хоть деньги ни за что не хотел взять от нас, ну, а картошку-то жалко, что ли?»

Вот такие «презенты», вот такие подходы и отношения с пациентами, вот такие друзья у Николая Владимировича Ермакова. А ведь, как говорят, скажи, кто твой друг…

Не скрою, идя на встречу с Николаем Владимировичем, я мысленно неоднократно повторял перечень многочисленных и, наверное, неудобных вопросов для человека такого положения и профессионализма: как-то о платности нынешней медицины, отношении к современной элите (врачует ни где-нибудь ведь – в «кремлёвке»), материальном положении престижного доктора, ну, и непосредственно о работе, методе, самоотверженности, о подвигах героев в белых халатах…

Он сбил мою журналистскую прыть первой же фразой.

– Подвигов не совершал. Работаю. На работе с семи тридцати. В восемь сорок пять – операции. Их ежедневно – семь-восемь.

Передо мною сидел человек дела. Дела большого, настоящего. С такими людьми не суесловить спесиво надобно, а созерцать их. Как икону. И тогда откроется тебе сокровенное. Идущее из души собственной, обволакиваемое огромной энергетикой визави, оно сметёт банальные помыслы, разбудит в тебе дитя божиего, возвысит как человека.

Не знаю, стоит ли говорить об этом. Но, как пред причастьем… В нашей семье медработников не жаловали. Не из гордости, не из-за богатырского здоровья членов ее – такового, увы, не наблюдалось. Случай произошёл. В войну. Мой отец, тяжело раненый, прислал матери, на руках которой остались мы с сестрой малолетки и бабушка, письмо из тылового Уральского госпиталя, где умолял жену продать корову, чтобы вырученные деньги передать какому-то врачу: тот обещал ему за это оформить по окончании лечения отпуск на родину.

Крестьянка, исконная труженица, не получившая за всю свою жизнь ни копейки дармовой, мать не могла себе представить, что такое возможно. Как не могла представить и того, как она будет сохранять без коровы детей. Святая женщина не вняла мольбам мужа, которого так больше никогда и не увидела. Попавший прямым ходом из лазарета снова на фронт, он «погиб смертью храбрых» в 1943 году.

Осознание матерью какой-то не искупаемой вины в этом мучило ее всю оставшуюся жизнь, будоражило душу беспрестанно. Когда она умирала в нашей московской квартире и увидела, что невестка суёт рублёвку в халат медсестре, делающей уколы, она, суровая матерь, грозно и твердо произнесла:

– Если еще раз увижу такое, выброшусь из окна.

Со времен Гиппократа, а вероятнее всего, и более ранней поры, человек, подвизающийся на поприще, близком к деяниям божиим – врачевании тех, в кого Творец вдохнул свою душу, постоянно несет, должен нести в себе незамутненный кристалл высочайшей нравственности и справедливости. Присловье «врач, исцели самого себя», по свидетельству святого Луки, было произнесено и Иисусом Христом, когда проповедовал он ученикам Лето Господнее благоприятное, остерегая их от закваски фарисейской, которая есть лицемерие.

И неправда, что за содеянное, как доброе, так и плохое, воздается людям лишь на небесах. «Кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут, – говорит Спаситель и продолжает. – Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»

Потомственный врач (дед Владимир Альбертович – эпидемиолог, отец Владимир Владимирович – Лауреат Государственной премии, нефролог, мать Маргарита Николаевна – вирусолог) Николай Владимирович Ермаков непреклонно верит в высшую справедливость. Это признание во время нашей лаконичной беседы просто вырвалось у него из сердца.