Избранное

Вообще у нас в тайге роль рабочего в поисковом отряде особенно велика. Часто бывает так, что с молодым, еще недостаточно опытным геологом работает старый рабочий-таежник. В таких случаях он выполняет обязанности своеобразной «няньки», или, вернее сказать, «дядьки» при геологе. Такие отношения со стороны всегда очень трогательно выглядят. Я пишу об этом потому, что наблюдаю подобную ситуацию каждый день. Ведь два других члена нашего отряда — Герман и Таня — совсем еще зеленые юнцы. Юнцы, конечно, довольно относительные. Герман уже два года как окончил техникум, а Таня — третий полевой сезон после институтской скамьи вместе с геологами нашей экспедиции «охотится» за неуловимыми кимберлитами. Но для полярной тайги это пустяковый стаж. И Сергей всячески заботится о них, наставляет, учит таежному уму-разуму.

Ох и засиделся же я, Веруня! Пора ложиться. Завтра рано вставать. Спокойной ночи…

Начали работать на ручье, на который я возлагаю большие надежды. Это вообще-то не ручей, а самая настоящая река — ширина метров двадцать, глубина метра три, но мы зовем ее по-таежному — ручей. (Здесь реками величают только такие гиганты, как Лена, Вилюй.)

Берем пробы и шлихи, промываем их, сушим, исследуем.

Пока все идет хорошо, только вот погода начинает портиться. Сильно туманит, солнца не видно почти совсем, изредка моросит мелкий дождик. Одежда наша, конечно, не просыхает.

Сегодня Сергей учил Германа разводить костер — Герман сегодня дежурный. Он разложил огромный неуютный кострище. Сергей не выдержал и сказал в сердцах:

— Дура, тайгу спалишь!

Герман обиделся, снял очки, долго протирал их, но так ничего и не сказал. Вообще он добрейшая душа, этот Герман. Таня говорит, что он похож на доктора Айболита, и все время так и зовет его. (По-моему, Герман неравнодушен к Тане, а она, видя это, подшучивает над ним.)

Герман утверждает, что ручей, на котором мы работаем, безымянный, и предлагает назвать его по имени начальника отряда, то есть «ручьем Сабинина». Я по праву старшего дал самоотвод и предложил назвать его «ручьем Веры» — ручьем веры в наше общее дело, в наш успех. Ребята помолчали и согласились. Конечно, они поняли, что я имел в виду и тебя. Один только Сергей сказал, что все это глупости.

Таня и Герман тут же написали заявку в геодезическое управление, и с января будущего года на всех картах Якутии должна появиться новая река.

Мы все время двигаемся по берегам — я справа, а Таня с Германом по левому. Сергей же, связав наши резиновые лодки, перегоняет их к месту намеченного на карте привала и, поджидая нас, ставит палатки, варит обед и вообще ведет хозяйство.

…Что-то скучно и тоскливо на душе. Все-таки я люблю тебя, Вера, какой-то ненормальной, сумасшедшей любовью. Я совершенно не могу без тебя, и, если бы не это случайное обстоятельство — неотправленное письмо, я бы не знал, куда девать себя после работы. Ребята по-разному относятся к тому, что я пишу тебе почти каждый вечер: Таня как женщина одобряет, Герман молчит. Для него все, что бы я ни делал, хорошо. Сергей, конечно, в душе презирает меня. Он закоренелый холостяк. По его словам, «баба — самая липучая болячка на свете». Но я-то знаю, в чем тут дело. Когда-то, в молодости, у Сергея была неразделенная любовь. Он долго боролся за свое чувство, но, как говорится, насильно мил не будешь. И вот Сергей уехал на Север, ушел в тайгу, но от самого себя, наверное, уйти не так-то легко…

По ночам, сидя у костра, я слышу, как из тайги доносится хриплый и короткий лосиный рев — началось время осенних боев между быками. Иногда днем нам встречается пара сохатых: весь израненный, иссеченный рогами лось, гордо подняв ветвистую голову, идет за лосихой. И его счастье понятно — оно досталось в борьбе.

Верочка! Радость! Вчера в низкорослой лиственничной роще Сергей нашел обломок кимберлита. Да, да, это настоящий кимберлит! В нем совершенно отчетливо проступают зерна пиропов и ильменитов. По обоим берегам ручья мы заложили несколько шурфов и теперь яростно долбим кирками и лопатами землю. Писать некогда. Спим всего по три-четыре часа — остальное время уходит на проходку шурфов.

Несколько дней не писал тебе. Страшно уставал. Мы пробили уже около двадцати шурфов — кимберлита нигде нет. Страшное разочарование. Таня плачет, у Германа глаза тоже на мокром месте. Один Сергей ругается и продолжает сражаться с вечной мерзлотой. Он почти совсем не спит.

Заметно похолодало — все-таки уже сентябрь. Но мы этого не замечаем. Герман и Сергей работают в одних майках. Мерзлая почва поддается с трудом — приходится жечь в шурфах костры. Одолевают грунтовые воды — иногда несколько часов приходится стоять по колено в жидкой ледяной грязище. Вылезаем из шурфов мокрые, черные, запарившиеся, лохматые, бородатые, — словом, болотные черти. Таня работает наравне со всеми. Бедняжка — ей огромных трудов стоит содержать себя в относительной чистоте.

Проклятые кимберлиты! Их все нету. Мы уже прошли всю растительную подушку, все рыхлые наносы, а коренной алмазной породы так и не встретили. Завтра переносим лагерь вверх по ручью.