Избранное

Это был человек лет тридцати шести, высокий и худощавый, с длинными усами на впалых щеках, с небольшими, зеленого цвета, глазами и густыми, сросшимися на переносице бровями. Ликэ был свинопас, но из тех, что носят тонкую и белоснежную рубашку, безрукавку с серебряными пуговицами и всегда держат в руках темно-красный хлыстик с костяной рукояткой, украшенной вырезанными цветами и золотыми бляшками.

Ликэ остановил коня перед корчмой, посмотрел сначала на Ану, потом на старуху, — обе сидели под тенью навеса на скамейке, у большого стола, — обвел взглядом все кругом и спросил, где корчмарь.

— Мы и есть корчмари, — ответила, вставая, старуха.

— Знаю, — проговорил Ликэ, — но думаю, что здесь должен быть и мужчина. Мне нужен корчмарь, я хочу поговорить с ним. — Это было сказано тоном, который ясно давал понять, что приезжий спешит и не намерен болтать попусту.

Старуха не медля направилась на поиски Гицэ. Ана же осталась стоять на месте и изумленно, как ребенок, рассматривала гостя, который возвышался перед ней, словно каменный столб.

Будь Ликэ другим человеком — он не сидел бы так неподвижно на коне, бесцельно устремив взгляд в пространство, а полюбовался бы на красивую женщину, которая растерянно смотрела на него, словно испуганная его суровым видом.

— Что, венгр умер? — спросил Ликэ, увидав Гицэ.

— Да.

— И ты пришел на его место?

— Да.

— Со дня святого Георгия?

— Да, — ответил Гицэ и бросил украдкой взгляд на женщин — не волнуются ли они?

— Это Гицэ, мой зять, — вставила старуха. — Слава богу, с тех пор как мы здесь, все у нас идет хорошо.

Ликэ с усмешкой прикусил усы.

— Человеку с головой тут неплохо. Только и дела что ладить с людьми да здороваться со всеми приходящими и уходящими, тогда и бога возблагодаришь. А что, не проезжали здесь несколько мужчин? — тут же спросил он.

— Как не проезжали, — ответил Гицэ в раздумье. — Мы как раз на самой дороге. Много людей здесь проезжает.

— Я спрашиваю о троих…

— Трое, четверо, десятеро… — шутливо проговорил Гицэ. — Все время кто-нибудь да едет. Не мое дело следить за тем, кто приехал да уехал, и я не слишком-то их примечаю. Люди так тебе примелькаются, что и в лицо им не смотришь. А может, иному и не нравится, чтобы о нем говорили. Никогда не расспрашивай корчмаря: сколько народа проходит у него перед глазами, что разве всех упомнишь? Забудешь, да и не вспомнишь больше.

— Но все-таки ты мне ответь, ведь это были мои люди; они отправились посмотреть лес, который я собираюсь осенью арендовать для стад. Я хочу знать: проехали они, или мне придется их дожидаться?

— Так-то оно так… — твердо ответил Гицэ. — Но я не берусь сказать, были ли сегодня такие люди или нет.

— Как это не были?.. — нетерпеливо вмешалась старуха. — А трое свинопасов, которые столько выпили и ничего не заплатили?

У Гицэ так и дрогнуло сердце. И хотя он очень любил свою тещу, но сейчас готов был заткнуть ей рот.

— Женщины примечают лучше, да у них и дела поменьше, — сказал он, овладев собой.

— А не заплатили они потому, — заявил Ликэ, снова прикусив усы, — что знали: я приеду и расплачусь за них.

С этими словами он слез с коня и сделал знак Гицэ следовать за ним, чтобы рассчитаться.

«А старая-то поумнее меня», — подумал корчмарь и охотно пошел за приезжим.

— Старуха могла бы и попридержать язык, — заметил Ликэ, оставшись с Гицэ один на один. — Скажи, ты меня знаешь?

— Нет, — ответил Гицэ, весь похолодев.

— Так вот. Меня зовут Ликэ Сэмэдэу. Многое про меня болтают, и кое-что правда, а кое-что вздор. Как видишь, разъезжаю я среди бела дня по дорогам, и никто мне не мешает. Бываю я и в городе, беседую там с господами. Что я сделал, то сделал. Нечего об этом и говорить; но сделал так, что все равно никто ничего не узнает, сколько бы ни ломал голову. Поэтому-то я и отвечаю за двадцать три свиных стада. Понял? И не в том дело, что я могу оплатить все убытки, понесенные за год. Главное, никто не посмеет у меня ничего украсть, и помилуй бог того, кого я вздумаю заподозрить. Ты меня хорошо понял?.. Мне важно знать, кто ходит здесь по дорогам, кто останавливается, что говорит и что делает. И никому, кроме меня, это не должно быть известно. Ну, думаю, теперь мы поняли друг друга?

Гицэ многое хотелось бы ответить на это, но Ликэ резко повернулся на каблуках, и пока корчмарь собирался с мыслями — он уже давал коню шпоры.

— Очень порядочный человек… — проговорила старуха, глядя ему вслед. — Кто это такой?

— Ликэ Сэмэдэу, — ответил Гицэ.

— Ликэ Сэмэдэу?.. — воскликнула Ана. — Чего только не говорят про него!

— Таковы уж люди, — проговорил Гицэ. — Никому не верь, пока не убедишься собственными глазами.

Гицэ и сам не знал: сказал ли он это с досады или только из желания скрыть от жены овладевшие им мрачные мысли.

— Может, оно и так… — прибавила Ана. — А все-таки лицо у него какое-то страшное…

— Э-э… Это тебе так кажется, — проговорил Гицэ. — Ведь и у него бывают свои неприятности.

IV