Избранное

Лишь одно заставляло ее порой призадуматься. Слишком уж нежной становилась Персида: не монахиня ли приманивает ее, чтобы обольстить и сделать из девочки тоже монахиню. — Лучше умереть! Да нет! это невозможно: во всем Марином роду не было ни одного смиренного человека. Все были настоящими христианами! Вот и Трикэ стал рассудительным, послушным мальчиком и прилежным учеником. У детей, которые с малолетства были сорванцами, все это проходит с возрастом.

Вот так порой и Маре приходили на ум думы о минувшем времени.

В один прекрасный весенний день господин учитель Блэгуцэ явился в школу позднее обычного. Он до страсти любил рыбную ловлю. Снега в тот год растаяли дружно, Муреш вышел из берегов, и вода была мутная, что рыбной ловле благоприятствует. По заведенному обычаю, в отсутствие господина Блэгуцэ для поддержания порядка в классе розгу брал в руки Кости Балакович, возможно, вовсе не из-за того, что был старше всех среди школьников, но он хорошо учился и был к тому же сыном пирожника из Радны.

Но одно дело Блэгуцэ, а другое дело Кости, пусть он и сын пирожника. Перед господином Блэгуцэ Трикэ сидел смирно. А с Кости он частенько дрался на базаре в те лучшие времена, когда набрасывался на него не один, а вместе с Сиди, и тогда Кости редко удавалось удрать от них неисцарапанным, потому что у Сиди были когти, как у кошки, а за своего младшего брата она готова была кинуться даже в огонь.

Наверное, из-за этого Кости так сурово и обращался с Трикэ, который был теперь с ним один на один.

— Трикэ! — прикрикнул он строго. — Сиди спокойно!

Трикэ вызывающе вскочил на ноги: его задела несправедливость.

— Сядь! — крикнул Кости.

— Захочу — сяду, захочу — буду стоять, — ответил Трикэ. — Кто ты такой, чтобы мне приказывать?!

Остальные школьники принялись улыбаться, растягивая рты до ушей, потому что и дети — люди и им тоже приятно видеть унижение того, кто слишком быстро возвысился. Но и Кости был человеком и не желал, чтобы его унижали.

— Вон! — крикнул он, как кричал учитель. — На колени!

Выкрикнув приказ, он направился к Трикэ, чтобы схватить его за шиворот.

Трикэ был на три года моложе Кости и не считал возможным мериться с ним силами, но чем меньше человек, тем больше его решимость: ведь и Трикэ умел кусаться, царапаться и лягаться. И то, что Кости приводило в слепую ярость, заставляло других школьников, вскочивших на парты, корчиться от смеха, особенно когда удары Трикэ достигали цели. Таким образом победа могла быть только на стороне Трикэ: трепку, что и говорить, он перенес изрядную, волосы у него вроде бы поредели, шея была в царапинах, но из-за парты он не вышел, а на колени его смог поставить только сам господин Блэгуцэ, который счел, что авторитет Кости нужно поддержать.

Выйдя из школы, Трикэ, как и обычно, направился прямо к мосту, где его мать собирала крейцеры и торговала своим товаром. Пока он дрался с Кости и стоял на коленях, он не проронил ни слезинки, и только теперь, оставшись один, Трикэ стал вытирать навертывающиеся на глаза слезы. Эх! как ему хотелось впиться в Кости зубами, чтобы след от укуса остался у того на всю жизнь! Но Кости был сильнее его.

«Вот скажу маме, — угрожал про себя Трикэ, — пусть он тогда пройдет через мост!» Однако слово словом, а дело делом. Напрасно стал бы он рассказывать что-то матери: она, как и обычно, принялась бы причитать, что она вдова и каждый волен издеваться над ее детьми, у которых нет отца, чтобы защитить их.

— Эх! — вздохнул Трикэ. — И почему нету Сиди?

Да! Только она одна может понять, что значит быть избитым Кости.

Трикэ, укрывшись за возом, незаметно перебрался по мосту на другой берег и бросился со всех ног к женскому монастырю, подергал колокольчик у входа, а когда открылась калитка, сказал, что мать его послала отнести кое-что сестре.

С монахинями в Липове нельзя было разговаривать кому угодно, когда угодно и о чем угодно. Но Сиди не была монахиней и суровая мать Аеджидия, которая вместе с тем была и мудрой, не желала, чтобы возмутился весь монастырь, что непременно бы случилось, запрети она Сиди, которая уже начала всхлипывать, повидаться с братом во время обеда. Таким образом, Трикэ не пришлось долго ждать.

— Ну что? — спросила резко Персида.

— Знаешь, — ответил тихо Трикэ, чтобы не услышала сестра Марта, находившаяся в соседней келье. — Меня отколотил Кости.

— Он тебя поколотил, а ты, дурак, это дозволил.

— А что, если он сильнее меня.

Персида задумалась на некоторое время, затаив дыхание и пристально глядя в угол.

— Пошли! — сказала она, хватая брата за руку и толкая его к двери, где в замке торчал ключ.

— Сиди! Сиди! — воскликнула сестра Марта и поспешила, чтобы задержать девочку.

— Пошли! — еще решительнее повторила Персида. — Она не имеет права идти за нами.

Выбежав на улицу, брат с сестрой направились к мосту.

Да, но там Мара, а она-то не должна их видеть, не должна ничего знать.