Избранное

Только теперь он понял, что война в далеком Шанхае отразилась и на его делах. Да, тяжелый нынче выдался конец года: представитель из Шанхая требует денег, меняльная лавка не дает отсрочки даже на время новогодних праздников, Шоу Шэн так и не вернулся, и неизвестно, что с ним. Год назад в городе удалось собрать всего восемьдесят процентов долгов, а теперь, похоже, и этого не выжмешь. Остается одно: закрыть лавку «на переучет», привести счета в порядок. Но это равносильно банкротству: у господина Линя давно уже нет собственного капитала, и если в один прекрасный день заняться переучетом, то все, что останется, — это только его семья из трех ртов, трое нищих!

Словно под бременем этих мыслей, господин Линь шел, все сильнее сутулясь. Проходя по мосту Вансяньцяо, он посмотрел на мутную воду и подумал: прыгнуть бы туда и разом покончить со всеми делами! Вдруг кто-то его окликнул:

— Господин Линь, это правда, что в Шанхае война? Говорят, за восточной заставой только что разместился отряд солдат. Они уже потребовали от торговой палаты заем на содержание в двадцать тысяч. В торговой палате идет сейчас заседание.

Линь быстро обернулся и узнал Чэнь Лаоци, того самого, который вложил в его дело двести юаней и, следовательно, тоже был кредитором.

— Э-э…

Вздрогнув от неожиданности и что-то пробормотав в ответ, Линь поспешно сбежал с моста и во весь дух припустил домой.

IV

В этот вечер на ужин кроме обычных блюд — мясного и двух овощных — госпожа Линь подала еще любимое кушанье мужа — тушеное мясо из ресторана «Басяньлоу» и пол-литра желтого вина.

Минсю весь ужин весело смеялась: торговля в лавке идет превосходно, новое платье из чесучи уже готово, а в Шанхае наконец-то начали бить японцев. Приступы кашля у госпожи Линь стали еще реже.

И только на душе у Линя была смертная тоска. Он грустно отхлебывал вино, поглядывая то на дочь, то на жену. Он так и не решился сообщить им зловещую новость, которая могла подействовать, как взрыв бомбы. К тому же сам он еще не совсем отчаялся, надеялся как-то выкарабкаться или по крайней мере скрыть до поры свои неудачи. Поэтому, когда торговая палата вынесла решение отпустить на содержание солдат пять тысяч и господину Линю предложено было пожертвовать двадцать юаней, он тут же дал свое согласие.

Он решил сообщить жене и дочери об истинном положении дел только в самый последний момент.

У него были свои соображения: собрать с должников хотя бы процентов восемьдесят — в крайнем случае, сослаться на войну в Шанхае и невозможность пересылки денег. Главная трудность состояла в том, что собственные его долги юаней на шестьсот превышали сумму, которую ему задолжали другие. Оставалось лишь «вырезать собственное мясо, чтобы залечить чирей»: пойти на риск, распродать товар по дешевке, наскрести немного денег и как-нибудь перебиться, а там видно будет. Кто знает, что сулит будущее? День прожил — и ладно.

Придумав выход из положения и подкрепившись бутылкой вина, господин Линь хорошо спал всю ночь, и его не мучили кошмары.

Проснулся он в половине седьмого и почувствовал легкое головокружение. Небо было пасмурным. Линь наспех проглотил пару чашек рисового отвара и отправился в лавку. Его уже ждал шанхайский представитель, сидевший там с каменным лицом. Но что окончательно сразило Линя — лавка «Юйчансян» тоже вся была заклеена цветными бумажными полосками, извещавшими о «широкой распродаже со скидкой на десять процентов»! Эти красные и зеленые полоски сразу спутали все его расчеты.

— Вы смеетесь надо мной, хозяин Линь! Вчера вечером вы мне так ничего и не ответили. Пароход отходит в восемь, и мне еще надо пересесть на поезд — я непременно должен уехать восьмичасовым пароходом! Прошу вас поторопиться, — нетерпеливо сказал шанхаец и положил на стол сжатую в кулак руку.

Пришлось принести извинения: из-за войны в Шанхае меняльные лавки прекратили операции, как старый клиент фирмы, он убедительно просит — в виде исключения — принять это во внимание.

— Значит, я должен вернуться с пустыми руками?

— Ни в коем случае. Я отдам вам все, что привезет Шоу Шэн, и если хоть грош утаю — не считайте меня человеком! — Голос Линя дрогнул, на глаза навернулись слезы.

Шанхаец продолжал сидеть, не двигаясь с места: говорить больше было не о чем, и он не стал тратить слов понапрасну. Сердце Линя громко стучало: как ни трудно ему приходилось все последние годы, он умел это как-то скрывать. Что станет с его репутацией, если все узнают, что в лавке сидит человек и ждет долга? А у него столько кредиторов! Стоит им последовать примеру шанхайского представителя, и придется тут же закрывать лавку. Пытаясь найти выход из этого безвыходного положения, господин Линь несколько раз предлагал шанхайцу пройти в комнаты и подождать там, но тот наотрез отказался.

Зашелестел холодный дождь. На улице не было ни души. За все свое существование не выглядела она в эту пору так тоскливо. Северный ветер завывал в вывесках. Дождь перешел в мокрый снег. Приказчики по обеим сторонам улицы словно застыли у своих прилавков…