— Да ведь это Баламут, — вскричал молодой рабочий, Винцов земляк, увидев Винцо на трибуне.
Так былое прозвище перекочевало вслед за Винцо в новые края.
На другой день мастер остановил его, когда он возвращался после плавки. Лицо у мастера было краснее обычного, и он сказал Винцо:
— Слушай, ты. Сдается мне, не получится из тебя сталевар.
— Это почему? — спросил Винцо.
— Да потому… — ответил мастер и загадочно усмехнулся. Немного подумав, Винцо решительно сказал:
— Нет, буду. Буду сталеваром.
— А я говорю, не будешь. Ничего ты не смыслишь… — ухмылялся мастер.
Посмотрим, хотел ответить Винцо, но прикусил язык. Его так и подмывало выругаться, но он сдержался. Выходит, и тактика не помогает, с горечью в душе подумал он.
Но в то время на Остраве уже подули новые ветры, прочищая углы, постепенно выметая старорежимный прах. В самом деле, впервые в жизни Винцо никто не преследовал за длинный язык, в конце концов и мастер заметно притих, а потом даже стал виновато и заискивающе улыбаться. Это уже после того, как Винцо избрали председателем цехового комитета.
И вот на тебе — несчастье с рукой! Винцо поскользнулся и упал, мужики захохотали, да тебя ноги не держат, Винцо! Он потихоньку встал, сконфуженный падением, и только тогда почувствовал боль в руке и увидел, что от запястья она висит плетью. Сломана, сказал сталевар. Хорошо еще, что левая, подумал Винцо.
Анча уже встала, в открытую дверь из кухни доносится запах пригорелого молока. Убежало, думает Винцо сквозь дрему, улыбается и с этой улыбкой засыпает.
Встал он поздно, к полудню. Жена на работе, сын в школе, дочка в детском саду. Чем заняться? Впереди две недели приволья, подумалось ему, ни разу в жизни такого не было, даже в раннем детстве. Потихоньку, одной рукой, оделся и вышел на крыльцо. Посмотрел на небо, ах, какое тут солнце яркое и небо такое синее! Не то что там, в Остраве. Там солнца по целым дням и не видно.
Заметив, что сосед Галаш что-то ищет во дворе у телеги, заглянул через забор. Галаш поднял голову от чеки, которая словно назло все время выпадала.
— Это ты, Баламут?
— Я, а то кто же.
— Ну, здравствуй, — сосед протянул ему руку через забор.
Свернули по папироске. Немного погодя Винцо спросил:
— А что же ты, сосед? Почему не со всеми, не на поле?
— Я-то?
— Ты.
— Я… — Галаш почесал за ухом, — я, брат, не это… не в кооперативе. Решил остаться единоличником.
Винцо удивился. Вышел из кооператива? Вышел, да. Но почему?
Галаш вытер невидимый пот со лба, сдвинул шляпу на затылок.
— Да тут такое дело, — ответил он со вздохом. — Думаю, ты работал, как вол, Ондрейко, бился, как рыба об лед, пока чего-то добился. А теперь все пустить по ветру?! Ну, я взял и вышел…
— Пустить по ветру? — не веря своим ушам переспросил Винцо.
— Да уж так получается, — ответил Галаш. — Коли хозяйство в корчме вести… — он махнул рукой и опять занялся своей чекой. Напрасно Винцо приставал к нему, сосед больше ничего говорить не захотел. Я уже тебе все сказал, твердил он, посмотри, сам увидишь.
Пришли дети с обеда, Винцо немного поиграл с ними, с сыном серьезно поговорил о школе, но душа была не на месте, не мог он высидеть дома после того, что сказал ему Галаш. И едва завечерело, ноги сами повели его в корчму. По дороге он никого не встретил, улицу словно вымело, только дети и куры барахтались в пыли.
В корчме он обнаружил старого Ленгарта, которого выбрали председателем вместо Винцо. Однако с кем это он? Удивительно, как Винцо устоял на ногах. Уж не Карикаш ли? Точно, он самый. Сидит вместе с Ленгартом, багровый затылок свисает тремя складками. Карикаш сидит спиной к двери, Винцо не видит, всем корпусом вытянулся над столом вперед и что-то толкует Ленгарту. Но тот сразу же заметил Винцо и покраснел как рак. Винцо хотел было тут же уйти, но передумал, пересек всю корчму, как бы не заметив этой пары, сел в углу и попросил пива. Те двое прервали разговор, сидят с недопитым пивом, ерзая на скамье.
Потом Карикаш поворачивается и пыхтит:
— Эхм… уф… вернулся, сосед…
Винцо промолчал, уставясь в кружку с пивом.
Старый Ленгарт смущенно подкрутил седой ус и пригласил:
— Зачем одному сидеть, Винцо? Переходи к нам, мы тебя не укусим, не чужие ведь…
Однако Винцо хранил молчание, даже не глянул в их сторону, будто в корчме и нет никого.
Тогда Карикаш встал, с трудом поднял свое грузное тело, отдуваясь, взял шапку с козырьком и попрощался с Ленгартом:
— Эхм… пойду, дядя, дело не терпит…