Избранное

Однажды утром Минодоры не оказалось во дворе. Ворота были закрыты, она не могла выйти в ворота. Я искал ее в доме, в амбаре, в хлеву, под кроватью, искал вместе с Трикэ и с Василе, искал и во дворе у Илинки, но не нашел. На улице мне попался Мариникэ.

— Ты не видел Минодору?

— А? — сказал он.

— Минодору не видел?

— А?

Он не понял, о чем я. Он был слишком маленький. Может, он даже не вспомнит о ней, словно ее и не было. Но куда же девалась Минодора?

— Верно, она перепрыгнула через изгородь и убежала в лес, — сказал дедушка.

Мы пошли ее искать. Я взял с собой и Ойтуза, чтобы он вынюхивал ее след. И мы напали на ее след и ушли по нему далеко в лес. Там Ойтуз начал лаять и кружиться на месте. Он потерял след. Назавтра мы опять пошли по ее следам, но не так далеко — за ночь следы стерлись.

Мы молча вернулись домой и в этот вечер ничего не ели. Как будто нам и не надо было есть. А ночью я плакал, спрятав голову под одеяло, чтоб меня не услышал дедушка.

Мать Трикэ начала посылать его пасти волов — он уже большой, говорила она. Он был уже не ребенок.

— Вот жизнь, мать ее так… — сказал Трикэ, и мы глядели на него с гордостью: да, Трикэ стал взрослым, научился ругаться.

Но как-то утром Минодора пришла, я увидел ее у ворот. И все ребята столпились вокруг нее и плакали от радости, точно дураки. А Илинка сплела из цветов венок и надела на шею Минодоре. И мы целый день играли, и Трикэ не пошел пасти волов. Вечером я припер ворота колом, чтобы кто-нибудь нечаянно не выпустил Минодору. А перелаз заслонил старой дверью, чтоб ей там было не пройти. Изгородь была высокая, и Минодора не могла ее перескочить. И пока не выглянули звезды, все дети сидели у нас во дворе, словно пришел какой-нибудь родственник или брат. Но пришла всего лишь Минодора. Василе поцеловал Минодору, и мы засмеялись. И поили ее молоком, и давали ей на ладони сахар. В саду тяжело падали груши, но Минодора не вздрагивала.

А на другой день ее опять не было во дворе. Она перепрыгнула через изгородь. Тогда мы поняли, что она уже не вернется. Мы смотрели в сторону леса и долго молчали.

— Красивая она была, — промолвил Трикэ.

И я взглянул на его брата: он знал только свою мать, отца он никогда не видел.

— Глаза у нее были… — начал Василе и замолчал.

Наступили холода. Как-то Трикэ ушел пасти волов, надев отцовский пиджак. Рукавами пиджака он подметал улицу. А мне дедушка велел выбивать на завалинке семечки из подсолнуха.

И потом, когда мы почти забыли о Минодоре, она однажды утром появилась снова. И мы все радовались в этот день, как дети. Смеялись и кормили ее сахаром. Но когда Минодора ушла в третий раз, она уже больше не вернулась.

Перевод Д. Шполянской.

ДИКИЕ ГУСИ

Недвижно стоял белый, холодный, густой туман, и на прибитой дождями земле делалось еще темнее. С трудом, словно глядя сквозь воду, можно было различить человека, низко нахлобучившего черную шапку. Кони замерли, наставив уши, как будто попали в такую глушь, где может неслышно подкрасться, изогнув спину, голодная волчица. Спердя, чтоб разогнать скуку, то заплетал, то расплетал хвосты лошадям. Лошадям было все равно — сейчас не летали мухи, от которых приходилось отмахиваться, хлопая себя хвостом по брюху. Закутавшись в тулуп, Спердя не вылезал из повозки — боялся, чтоб кто-нибудь не украл у него топорик или тормоз. В таком тумане можно ждать чего угодно, особенно на полустанке, где бродит столько неизвестного люда. Спердя жалел, что приехал слишком рано. В конце концов, сын мог бы и подождать, все равно пешком он не пойдет, да еще с батарейками за спиной, — до села девять километров. Спердя вынул из кармана часы, открыл крышку и громко сказал:

— Четверть.

Потом сплюнул с досады, встряхнул часы — как бы не остановились ненароком, прижал их к уху и, послушав тиканье, сунул в карман. Если судить по его часам, то поезд опаздывал часа на полтора. А часы шли точно по радио и не обманывали его. Он снова принялся заплетать хвосты лошадям.

Хриплый, прерывистый звук, похожий на вой цепной собаки, заставил коней очнуться и нетерпеливо стукнуть копытами. Спердя, с облегчением выпустив хвост лошади, приподнялся было с сундучка, на котором сидел в повозке, чтобы достать оттуда тулуп для сына. Но передумал: что, если ему только показалось, будто он слышал этот вой, а на самом деле ничего не было? Когда ждешь так долго, тебе может и послышаться. Ладно, кони вздрогнули тоже, но разве не могло послышаться и им? Приглушенный грохот и бледный огонек убедили его, что он не ошибся. Поезд со скрипом и стуком буферов подполз к полустанку.

«Совсем не смазан», — подумал Спердя, поджидая сына в повозке, потому что тот знал место, где обычно отец ждал его.

Поезд, так же скрипя, ушел. В нем было совсем тихо, как будто все пассажиры спали или он шел пустой. Туман был слишком густой, и Спердя не видел, сошел ли кто-нибудь с поезда, сел ли кто. Кони потряхивали гривами, отгоняя туман. В темноте вырисовалась мужская фигура и медленно направилась к повозке. В нескольких шагах фигура остановилась и прошептала:

— Леу…