Избранное

— Некогда ей прохлаждаться с вами. Никаких гулянок! А вы, коль уж пришли, заходите; так и быть, покормлю вас. Да чтоб в другой раз без этих обезьяньих нежностей! Я в моем доме такого не потерплю. У меня у самой сын в Ханое учится, что же, прикажете ездить к нему гулять да попусту время тратить!.. Надо же — гулянки!..

И она укоризненно причмокнула губами…

* * *

Внучка, увидев старуху, обрадовалась, засуетилась. Она смеялась и плакала, не зная, как быть. Но колючий взгляд госпожи Тху словно обдал ее сердце холодной водой. Девочка застеснялась и сникла. Она не смела больше обнять бабушку. Опустив голову, она спросила тихонько:

— Вы зачем пришли, бабушка?

— Да вот пришла просить госпожу, не накормит ли меня обедом. Уж больно я голодна!

Эти правдивейшие слова старуха произнесла шутливым голосом. Как говорится, в каждой шутке — половина правда. Но сейчас, пожалуй, тон не скрывал, а раскрывал смысл. Девчонка — на руках у нее был младенец — вывела старуху в боковую комнатку, подальше от чужих глаз…

— Бабушка, зачем вы пришли?

— Сказано ведь, пришла поесть, и все тут!

Девочка снова не поверила. Но больше об этом не спрашивала. Она просто глядела на бабушку…

— Как вы плохо выглядите, бабушка! Отчего вы так похудели?

— Все от голода, внученька. Не от чего больше.

— А вы теперь у кого живете?

— Да ни у кого не живу.

— Значит, снова ходите торговать?

— Откуда у меня деньги на торговлю? Да и будь я при деньгах, все одно — сил не осталось. Очень уж я ослабла.

— Что ж вы тогда едите?

— Все больше голодаю, есть-то ведь нечего!

Тут разговор их оборвал пронзительный голос хозяйки.

— Куда она подевалась с ребенком? — вопрошала госпожа Тху.

Это значило: она вот-вот позовет девочку. И та, опустив малыша на землю, сказала:

— Бабушка, подержите его, пожалуйста.

Потом она сняла безрукавку и достала маленькую сумочку. В сумке звякнули медяки. Она отсчитала два су и протянула старухе…

— Это вам, бабушка, купите себе коржей. А сейчас вам лучше уйти.

Снова послышался голос хозяйки. Теперь в нем звучал приказ:

— Эй, байстрючка, ты где?! Ну-ка, неси сюда малыша! Потом подметешь пол и собирай обедать.

— Да-да, слышу!

Она схватила ребенка на руки и убежала. Старуха, боявшаяся собак, поплелась следом. Хозяйка увидела их и пришла в ярость.

— Вы что, прилипли к ее заднице?! — завопила она на старуху. — Сядьте и сидите на месте, пока не позовут обедать. Вот горе на мою голову!

— Да-а…

Будто не слово вырвалось у старухи, а стон. Она вошла в дом и села на пол, притулившись в углу. Хозяйка взяла ребенка. А старухина внучка сбежала вниз по ступенькам. Вскоре послышался звон посуды…

— Ступайте-ка вниз, — сказала старухе хозяйка, — и поешьте.

Она вышла из комнаты с ребенком на руках. Старуха пошла за нею. Стучавшие где-то ткацкие станки умолкли. Молоденькие ткачихи — все дочери госпожи Тху, родные да приемные, — уселись на земляном полу, вокруг большого деревянного, подноса, и тотчас взялись за дело. Одна набирала рис в чашку, другая накладывала себе овощи, третья подливала рыбный соус. Старуха, не дожидаясь чьего-нибудь приглашения, сразу уселась рядом с внучкой, дрожащей рукой взяла палочки и давай ковыряться в стоявших на подносе блюдах. Преотвратное зрелище! Хозяйка едва не вырвала у нее палочки. Но сдержалась. Она лишь цокала языком и сердито косилась на гостью. Девочка, замечавшая все, от смущенья не поднимала глаз. Она очень сердилась на бабушку. Сказано было ей, чтобы шла домой, нет ведь — не послушалась.

Госпожа, не проронив ни словечка, взяла чашку с рисом и начала есть. На лице ее так и застыло неудовольствие. Тут все разом — и родные дочери, и приемные, и служанки — по этому знаку торопливо принялись за еду. Промедлишь хоть малость — хозяйка так отругает, до смерти не забудешь! А не то и швырнет чашку с рисом прямо в лицо. Старуха огляделась неспешно и тоже подняла чашку:

— Прошу вас, госпожа…

Но, едва она открыла рот, лицо у хозяйки перекосилось от злости.

— Ладно! — закричала она. — Ешьте себе! Нечего церемонии разводить!

Старуха заторопилась, начала есть. Но остальные ели очень уж быстро. Все молчали, склонясь над чашками. Только палочки мелькали: вверх-вниз. Дружно, без остановки. Старухины руки мельтешили над подносом; она никак не могла улучить мгновенье, чтоб обмакнуть овощи в соус. Пальцы ее дрожали, и она расплескала соус по подносу. Хозяйка снова нахмурилась и закричала:

— Налейте-ка соус в чашку и поставьте возле нее!