Несколько сот метров от дома до ручья составляют довольно крутой и изнурительный подъем, но я не унываю. Для моих мускулов это хорошая тренировка. Вообще я в последнее время с радостью берусь за дела, требующие физических усилий. Революция заметно изменила мой образ мышления. А в период войны Сопротивления я не только набрался ума, но и окреп физически. Ясно, что домой вернусь совсем другим человеком!..
И опять в течение двух дней мы таскаем на спине рис, соль, одежду, печатные формы. Я становлюсь заправским носильщиком. Теперь я знаю свои возможности, знаю, что мне по силам все, что могут другие.
Часто вспоминаю семью. Думая о сыне, я теперь не боюсь, что он окажется в самом водовороте событий. Знаю, жизнь закалит его быстрее и лучше, чем могу это сделать я сам. Он станет сильным…
Думаю о Лиен, своей жене. До сих пор ей ни разу не приходилось покидать родные места. Но когда наша деревня была захвачена врагами, она бросила дом, хозяйство, взвалила на спину кое-какие пожитки и отправилась с малыми детьми далеко прочь. Обиделась ли она, когда мне пришлось оставить ее на произвол судьбы, среди чужих людей? Несмотря на всю мою жалость к жене, я уверен, что она не пропадет, не умрет от голода и лишений, а выстоит и переродится, как выстоял и переродился я сам. Человек, пока не упадет в воду, не узнает, что он может плавать…
Самому Тяну лет двадцать восемь, но выглядит он гораздо старше. С начала военных действий Тян почти каждый день кого-нибудь принимает в своем доме или отправляется сопровождать в лес.
Его брату, товарищу Бао, двадцать два года. Он лучше всех своих сородичей понимает по-вьетнамски. С помощью старшего брата овладел грамотой. Совсем недавно его сильно поцарапал медведь — мы видели еще не затянувшиеся раны.
Однажды через деревню проходила группа людей из долины. Их пустили ночевать. Они наперебой стали требовать у манов то одни, то другие продукты, даже затеяли перебранку между собой. Потом каждый, забившись в угол, жадно поглощал свой ужин. Наевшись, они вылезли во двор и нагадили вокруг дома. Отправляясь в путь, некоторые прихватили кое-что из хозяйской посуды. Когда шумная ватага ушла, Бао покачал головой:
— Везде одно и то же — есть люди хорошие, есть плохие. У манов тоже встречаются мерзавцы. Во время подпольной борьбы находились такие, что выдавали революционеров колонизаторам. Да, все дело в сознательности.
Утро было пасмурное. Когда сделал зарядку и искупался, закрапал дождь. Сегодня я закончил читать книгу о Советском Союзе. Какое это великолепное и величественное здание — первая в мире Страна Советов!
Отодрав первый оттиск с печатной формы, Кханг удовлетворенно хмыкнул:
— Красота! А буквы одна четче другой!.. То-то Зубастая обрадуется.
В голосе его явно слышалась теплота. Впервые я заметил за ним такое. Сколько его знаю, ни разу не заговаривал этот тридцатилетний художник о женщинах и явно избегал любви. Он даже никогда не рисовал женщин. В их обществе он замыкался и лицо его холодно поблескивало, как стершаяся монета. И вдруг этот непонятный, непроизвольный жест. Одиночество ли тому виною или что другое? Я усмехнулся про себя…
Легли рано, перекидывались вялыми фразами. Огонь в очаге погас, а вставать не хотелось. Но без огня стало так тоскливо, что я поднялся, раздул пламя, подбросил сучьев, затем свернул папироску, закурил и задумался.
Совсем близко в лесу закричала косуля. Что за дикие, душераздирающие вопли!.. Которую ночь она кричит. Хоть бы кто подстрелил ее…
— Тигры здесь водятся?
— В прошлом году убил одного, — ответил охотник. — С тех пор не видать.
— А почему не видать?
— Не знаю. Недавно, говорят, в Пиккае застрелили тигра. Он было унес корову.
— А медведи есть?
— Много.
— Где же они?
— Сейчас холодно. Медведь в берлоге. На тропу не выходит.
— Чем же питается?
— Он сейчас не ест. За сезон много жиру нагулял.
Через несколько дней я услыхал, что в деревне собрались идти на медведя. Я спросил:
— Где?