Избранное

Вагон по-прежнему трясло и качало. Я попытался снова заснуть, но не смог. Сна как не бывало. Посмотрел на часы: было уже за полночь. Ни о чем не хотелось думать — голова была совершенно пуста. Подобное я испытывал и раньше. Сразу же после сна у человека почему-то не бывает никаких мыслей, тогда как перед сном, наоборот, их накапливается столько, что и не знаешь, куда от них деваться. Вот и вчера у меня их было столько, а теперь ни одной: ускакали все куда-то, словно лошади. Может, с ними происходит то же, что и со стадом, когда его перегоняют через брод: обычно в таких случаях далеко не сразу находится смельчак, который первым бы ступил в воду. Аналогичное случается ведь и с людьми. Скажем, идет какое-нибудь собрание, а выступить первым никто не решается, зато к концу уже не бывает отбою от ораторов. Но как бы там ни было, голова моя оставалась пустой, и мне стало страшно от этой опустошенности.

Я снова посмотрел в окно. В безоблачном синем небе катилась луна, словно серебряная чаша. При этом она катилась не вперед, а назад. И если бы увидела ее сейчас девочка Таня, то наверняка бы очень удивилась и непременно бы стала досаждать матери: «Мама! А почему она катится назад?»

Она едет со своими родителями в одном купе со много. Я уже успел поразиться ее любознательности. В течение всего дня она только тем и занимается, что расспрашивает всех обо всем, что попадется ей на глаза.

Наши же дети ведут себя совсем иначе: большей частью они упрямо молчат — попробуй хотя бы одно слово вытянуть из них. А может, нашим детям все уже известно и им просто не о чем спросить? Вряд ли. Им, как и всем детям мира, все интересно, но дело, видимо, в том, что мы зачастую отмахиваемся от них и ничего им толком не объясняем. «Это, очевидно, плохо сказывается на речи и на умственном развитии наших детей», — подумал я. И чего только не взбредет в голову, когда в ней пусто.

Нестерпимо захотелось курить. Я невольно потянулся за сигаретой и уже было чиркнул спичкой, но вовремя заметил, как неспокойно спят мои соседи, и задул ее. В купе и без того не хватало воздуха: было невыносимо душно.

На верхней полке, напротив меня, спал Николай Васильевич Иванов, весьма веселый и жизнерадостный молодой человек с вьющимися каштановыми волосами. Он с кошачьей легкостью взлетает на свою полку и так же легко спрыгивает с нее. Сразу же после нашего знакомства он представился: «Я — строитель, еду в вашу страну строить… Правда ли, что у вас все еще много зверей? Я их всех люблю…» Но не успел он разговориться, как жена окликнула его: «Коль!..» — и он тут же замолчал.

Может, он так боялся своей жены, а может, был такой говорун, что делился с первым встречным всем, что взбредет ему в голову, и жена должна была постоянно напоминать ему об этом. Право, я не знаю. Однако строгость и сдержанность его молчаливой и стройной жены Наташи сразу бросалась в глаза. Она обычно целыми днями стоит у окна и смотрит на проплывающие мимо пейзажи… Вполне возможно, что она думает о незнакомой стране и о том, как устроить там свою жизнь. В самом деле, есть о чем подумать, тем более хозяйке дома, едущей в другую страну: как там будет с квартирой, с работой, со школой. Но девочке Тане беспокоиться обо всем этом не нужно. Она пребывает в том счастливом возрасте, когда вся вселенная кажется родным домом, лишь бы родители были рядом.

В отдельные дни наши разговоры шли довольно живо, но иногда совсем затухали. Однажды Коля, видимо, не вытерпел и решился на откровенность: «Я вашу молодежь возьму в свои руки». «А вы раньше бывали в нашей стране?» — поинтересовался я. «Нет, впервые еду, но у меня есть о ней кое-какое представление. В прошлом году несколько молодых строителей из Монголии проходили стажировку у нас. Смышленые ребята, все схватывают на лету…» — сказал он и вдруг замолчал. Было видно, что он что-то недосказал. Затем он внимательно посмотрел мне в лицо и продолжал: «Вот только жаль…» — Но в этот момент жена, как и до этого, окликнула его: «Коль!» — и наш разговор тут же оборвался, словно он и вовсе не начинался.

После, когда я курил в коридоре, через приоткрытую дверь слышал, как они спорили. Она говорила: «Коль! Попридержал бы ты свой язык! Ну как ты разговариваешь с незнакомым человеком? Ты ведь не у себя в бригаде!» На это Коля отвечал: «Наташа! От кого мы должны что-то скрывать? Если у наших друзей есть какие-то недостатки, то почему бы не сказать им об этом? Я и раньше говорил своим стажерам об их недостатках, и они ничуть на меня не обижались…» Но, услышав мои шаги, супруги замолчали.

Наш состав по-прежнему быстро мчался вперед… Со свистом, не сбавляя скорости, проскакивал он небольшие станции. Это и понятно, ибо наш экспресс был международным. Я снова посмотрел в окно: бездонное синее небо побледнело, близился рассвет.