Избранное

На летнике царило оживление. В прозрачном вечернем воздухе отчетливо проступали темные силуэты домов, в окнах горел свет, а главное — повсюду пылали костры. У коновязей было полно лошадей. Люди громко и весело переговаривались, окликали знакомых, спорили, и эхо их голосов отзывалось в горах. Ветер доносил запах горячего кислого молока, свежего навоза и дым горящих поленьев.

«Дунгар празднует вступление дочери в брак. Много гостей созвал гулба. Видать, почитают его земляки за то, что здесь, на чужбине, куда он их привел, они живут счастливо. А того не видят, как хитер этот матерый волчище. Ничего не делает без собственной выгоды. Ведь и меня тоже не зря пригласил. Выгодно ему, чтобы говорили: на свадьбе у дочери, мол, был важный государственный чиновник. Цену себе набивает, вот и пригласил. А я приехал в его хотон только Сэмджид повидать. Если б не она, ни за что бы не принял приглашения. Пронюхал гулба про нашу с Сэмджид любовь, рассчитал тонко — мол, не упущу случая повидаться с любимой, мы ведь с ней очень редко встречаемся. Не увезти ли ее с собой в город? Тому, кто остается, всегда тяжелее», — размышлял Очирбат. Уже у самого летника встретили его три всадника, посланные гулбой.

— Добро пожаловать, дорогой гость! Гулба узнал о вашем прибытии и велел встретить вас.

«Да он и впрямь, как волк, почуял добычу», — усмехнулся про себя Очирбат. Пока он спешивался, из дому выскочил босоногий парнишка, принял из его рук коня. Вокруг огромного костра перед домом была разостлана белая свадебная кошма. Слева от стариков сидели женщины и девушки, справа — мужчины и юноши. При виде Очирбата Дунгар поднял с ковра свою шапку — красивый головной убор с алыми отворотами и черным бархатным верхом, — надел и, оттолкнувшись от земли двумя руками, ловко вскочил на ноги. На его дэли с серебряными застежками сиял цветной пояс, не скрывающий, однако, толстого живота. К поясу пристегнуты серебряные ножны. Словом, у Дунгара был вид не богатого скряги, а щедрого и процветающего богача. Приветствуя Очирбата, он приложил к груди обе руки.

— Осмеливаюсь спросить о здоровье. Благополучно ли доехали? Я рад и счастлив, что князь революции почтил своим присутствием свадьбу моей единственной дочери, век того не забуду! — Лоснящееся лицо гулбы с прищуренными рысьими глазами сияло и улыбалось всеми своими морщинами. Старики потеснились и дали Очирбату место рядом с собой. Едва усевшись, Очирбат стал искать глазами Сэмджид. А гости все прибывали. Уже погасла вечерняя заря и коней отвели в ночное — пир, так пир до утра. Посмеивались разряженные женщины в длинных безрукавках поверх дэли, в кожаных гутулах на клееных подошвах, с золотыми украшениями в косах. Девушки сбились стайкой. Редкая из них могла похвастаться украшениями, зато все они — стройные, легкие — сияли молодостью и здоровьем. Бэйсе тоже восседал на почетном месте, одетый с изысканной простотой в дэли из китайского шелка в крупный рисунок и шапку-капюшон. На Очирбата Чултэм не смотрел. «Похоже, из-за своих коров он готов меня на куски разорвать. Ничего, пусть попользуются твоим добром буряты-бедняки», — подумал Очирбат, от внимания которого не ускользнула враждебность Чултэма.

Но вот на ковер вышел распорядитель пира, снял шапку, поклонился на четыре стороны:

— Уважаемые старцы и молодежь! Прошу приступить к пиршеству.

Люди, заждавшиеся угощения, зашумели, устраиваясь поудобнее. Коронное блюдо — сваренная баранья голова — было подано первым. Старший из мужчин отрезал кусок и совершил подношение огню. Это входило в свадебный ритуал.

Появилась невеста в сопровождении женщин. Голову ее украшала круглая шапочка из синего бархата с алой каймой по краям, синий, китайского шелка дэли был в талии перехвачен поясом с уймой серебряных подвесков.

— Отдаю единственное чадо свое в чужую семью. Так уж устроен наш бренный мир, — с грустью, тихо сказал Дунгар.

Последнее время он почему-то затосковал. Все было ему не по вкусу, все раздражало. Вот сидит супруга его, Хандуумай. Нарядилась, как в Хайларе, и резко выделяется среди прочих женщин. А насурьмилась, нарумянилась, не иначе решила затмить красотой собственную дочь. «Если бы ты, Хандуумай, родила мне сына, не рвались бы теперь корни рода Дунгара. Пусть родила бы парнишку от кого угодно, все равно он был бы признанным наследником и законным продолжателем рода гулбы. Тогда не пришлось бы людям говорить, что гулба выдает дочь замуж, а сказали бы: Дунгар берет в дом невестку. И дочь выросла распутной, под стать матушке. Не побрезговала батраком, при первой же встрече пустилась кокетничать с Сангарилом. А о Джонон-ване и вспоминать совестно», — думал Дунгар. Налив горячей водки Очирбату, он засмеялся:

— Смотрите, какие свадьбы бывают у бурят, может, и вы к ним в зятья пойдете.