Избранное

Это было десять лет назад,
А сдаётся, что совсем недавно…
Эх, жена, Галина Николавна,
Где же нынче был твой синий взгляд?

Что могло с тобою приключиться?

За окошком полночь. Холодок…
Сел Андрей. Не хочется, не спится!
— Лешка, брось мне спичек коробок.

Таня спички со стола взяла,

Кинула Андрею, усмехнулась:
— Что, геолог, нелегки дела? —
И, локтями хрустнув, потянулась.

Хороша Татьяна, что скрывать:

Строгий профиль, как из-под резца,
Мягкая каштановая прядь,
Блеск зубов и матовость лица.

Только это ни к чему Андрею,

Он спокойно на неё глядит.
Таня — это статуя в музее,
Хороша, а сердце не болит…

За окошком чёрною лисицей

Ночь несётся, к травам припадая.
Эх, Андрей, чего грустить, вздыхая?!
Надо спать. Да вот никак не спится.

— Это скверно: ждать и не дождаться, —

Таня вдруг сурово изрекла. —
Я вот тоже как-то раз, признаться,
Милого напрасно прождала.

Первый курс… Девчонка… Дура дурой.

И взбрело ж мне в голову тогда,
Что с моим лицом, с моей фигурой
Покорю я парня без труда.

Он был славный, добрый, беззаботный,

С полуслова друга понимал.
А со мной хоть и шутил охотно,
Но любви моей не замечал.

Да, любви. Но мне открылось это

Слишком поздно. Так-то, побратимы.
В этом нет уже теперь секрета,
Все ушло и пролетело мимо…

Но тогда мне, помню, показалось,

Что вздыхать, робея, ни к чему
И что, коль со счастьем повстречалась,
Взять его должна я и возьму.

По каким неписаным законам

С давних пор уж так заведено,
Что о чувствах девушкам влюблённым
Первым говорить запрещено?!

Любит парень — парню все возможно:

Признавайся, смотришь — и поймут…
А девчонка — лютик придорожный:
Жди, когда отыщут и сорвут.

Только я не робкого десятка.

Что мне было понапрасну ждать?!
Для чего играть со счастьем в прятки?
Он молчит, так я должна сказать!

Помню шумный институтский вечер.

Хриплые раскаты радиолы.
Я решила: нынче эта встреча
Будет не бездумной и весёлой.

Пусть она не в парке состоится,

А вот здесь, под меди завыванья.
Что ж, так даже легче объясниться:
Хоть не будет тяжкого молчанья.

Тот пришёл с подружкой, тот — с женою.

Танцы, смех, весёлый тарарам…
Я ж застыла, будто перед боем,
Взгляд и душу устремив к дверям.

Лешка приподнялся моментально

И спросил нетерпеливо: — Ну?
Что же дальше? — Дальше все печально,
Дальше мой фрегат пошёл ко дну.

Мой герой явился. Только рядом,

Рядом с ним, сияя, шла другая.
Щурилась подслеповатым взглядом…
Рыжая, толстенная, косая…

— Ну а как же он? — воскликнул Лешка.

— Он? — Татьяна зло скривила губы: —
Он блестел, как новая гармошка,
А в душе небось гремели трубы!

Он смотрел ей в очи, ей-же-богу,

Как дворняга, преданно и верно.
Ну, а я, я двинулась к порогу.
Что скрывать, мне очень было скверно…

Сразу стал ничтожным, как букашка,

Разговор наш. Он влюблён. Он с нею!
Да, Андрюша, не дождаться — тяжко,
Потерять же — вдвое тяжелее…

— Таня, брось! — вздохнув, промолвил Лешка. —

Что прошло, того уж не вернёшь.
Грусть ли, снег — все тает понемножку,
А виски вот ты напрасно трёшь.

Есть примета — постареешь рано.

А для женщин — это ж сущий ад! —
И, поймав его беспечный взгляд,
Улыбнулась строгая Татьяна.

— Слушай, Лешка, — вдруг сказал Андрей. —

Ты приметы сыплешь, будто дождик.
Впрямь ты, что ли, веруешь в чертей?
Ты же комсомолец и безбожник.

Лешка прыснул: — Вот ведь чудачина!

Не во мне таится корень зла.
Просто моя бабка Акулина
Без примет минуты не жила.

И, от бед оберегая внука,

Без сомнений и без долгих дум
Бабка той мудрёною наукой
Набивала мой зелёный ум.

Мне плевать на бога и чертей!

Стану ли я глупости страшиться!
Только надо ж как-то разгрузиться
Мне от ноши бабушки моей!

Вдруг профессор приоткрыл ресницы

И сквозь сон сердито пробурчал:
— Что вам, полуночники, не спится?
Ночь давно. Кончайте свой кагал!

Он ещё побормотал немножко,

Сонно потянулся и зевнул.
Щёлкнул выключатель у окошка,
И вагон во мраке потонул.

— Есть примета, Христофор Иваныч, —

Улыбнулся Лешка. — Верьте мне:
Никогда нельзя сердиться на ночь —
Домовой пригрезится во сне…