Его убийца хладнокровноНавёл удар. Спасенья нет.Пустое сердце бьётся ровно,В руке не дрогнул пистолет……Но есть и божий суд, наперсники разврата…М.Ю. ЛермонтовЯ тысячи раз те слова читал,В отчаяньи гневной кипя душою.И автор их сердце моё сжигалКаждою яростною строкою.Да, были соратники, были друзья,Страдали, гневались, возмущались,И всё-таки, всё-таки, думал я:Ну почему, всей душой горя,На большее всё же они не решались?Пассивно гневались на злодеяАпухтин, Вяземский и Белинский,А рядом Языков и БаратынскийПечалились, шагу шагнуть не смея.О нет, я, конечно, не осуждаю,И вправе ль мы классиков осуждать?!Я просто взволнованно размышляю,Чтоб как-то осмыслить все и понять.И вот, сквозь столетий седую тьмуЯ жажду постичь их терпенья меруИ главное, главное: почемуРешенье не врезалось никому —Сурово швырнуть подлеца к барьеру?!И, кинув все бренное на весы,От мести святой замирая сладко,В надменно закрученные усыСо злою усмешкой швырнуть перчатку!И позже, и позже, вдали от Невы,Опять не нашлось смельчака ни единого,И пули в тупую башку МартыноваНикто ведь потом не всадил, увы!Конечно, поэт не воскрес бы вновь,И всё-таки сердце б не так сжималоь,И вышло бы, может быть, кровь за кровь,И наше возмездие состоялось!Свершайся, свершайся же, суд над злом!Да так, чтоб подлец побелел от дрожи!Суд божий прекрасен, но он — потом.И всё же людской, человечий громПри жизни пускай существует тоже!1990 г.