Избранное

К этим пяти принадлежал старый итальянский кардинал Симоне де ла Рокка, глава той канцелярии, где решались и чешские дела. Кардинал Симоне, как и Дивиш, жил в папском дворце. Шесть башен этого дворца смотрели не столько гордо, сколько сурово на город, унаследовавший величие Рима. Сурово взирал на мир и итальянский кардинал. Не любил он ни вина, ни женщин, ни ученых диспутов, ни любовных виршей; рассказывали, будто он ненавидел Петрарку, который, будучи священником, поклоняется дьявольскому семени, женщине, — правда, по заповедям Платона. Зато кардинал нежно любил свою племянницу, донью Инес, дочь его сестры и кастильского гранда, который погиб в Наварре, усмиряя диких басков.

Эту самую Инес любил и дьякон Дивиш из Петиржечиц, а во время чумы их любовь стала еще более пылкой и сладкой. Каждый поцелуй, соединявший их уста, мог принести смерть одному из возлюбленных, — и все же они пили наслаждение полными глотками. Нельзя сказать, чтобы они не боялись смерти. Но больше смерти они боялись того, что один перестанет любить другого. И поэтому неустанно доказывали свою любовь.

Черная смерть, поразившая Авиньон, уже на третий день добралась и до папского дворца. Скончался каноник — его похоронили с пышной церемонией, но на следующий день умер священник, служивший мессу по канонику. Папа приказал полить всю лестницу и коридоры замка святой водой, а у входа во дворец выставил стражу. Двое из стражников тут же заболели.

Кардиналы заперлись в своих покоях. Те из них, которые жили в городе, перестали являться во дворец. Дон Симоне де ла Рокка днем молился, а ночью спал сном людей, заключивших мир с богом. По утрам к нему приходила племянница, во время завтрака болтали о пустяках, будто по городу не разгуливала смерть. Дивиш являлся с бумагами и тоже улыбался. Все притворялись, будто чумы и нет вовсе.

Но когда на панском дворе умер двадцатый человек, а внизу, в городе, погибли тысячи, Дивиш уговорил донью Инес бежать. Он знал поблизости домик при винограднике, в котором жила вдова сторожа. В этом заброшенном винограднике он ее и поселит. Ночью Дивиш вывел переодетую девушку из замка.

Инес не задумывалась о своем поступке. Дьякон до того убедил девушку в необходимости спасаться, что она с улыбкой села на прогнутую спину ослицы и в сопровождении Дивиша доехала так до самого виноградника.

Первую ночь влюбленные провели под открытым небом, перед хижиной, рассказывая звездам и друг другу о любви. На следующий день Дивиш вернулся в Авиньон. Кардинал велел разыскать свою племянницу, но никто не соглашался отправиться на поиски. Страх перед смертью был сильнее, чем просьбы и золото кардинала.

Кардинал сначала бушевал, потом смолк. А Дивиш и на следующий вечер отправился на виноградник. Не дойдя еще до места, он встретил заплаканную вдову, поджидавшую его с известием о болезни доньи Инес. Дивиш вошел в комнату. Девушка сидела на постели и улыбалась, показывая себе на грудь, которую так любил Дивиш. На ней темнели синие пятна…

Пал на колени юноша и долго молился на родном языке. Инес молча смотрела на него. Потом сказала:

— Я хочу домой!

— Нельзя, — ответил Дивиш. — Твой дядя не знает, где ты.

— Завтра я умру. Иди и скажи дяде, что завтра ты станешь вдовцом его племянницы Инес.

— Он замучит меня пытками за этот грех. А тебя проклянет!

— Иди и скажи ему, что я всегда любила его. Но тебя я любила сильнее. Он пожмет…

— Не могу я уйти от тебя!

— Я тебе приказываю. И обещаю, что не умру, пока ты не вернешься. Но перед смертью я хочу примириться со стариком, который был мне вторым отцом.

Тут Дивишу пришла мысль: он уйдет и вернется как можно позже. А тем временем сам наложит на себя покаяние за грехи. И так будет молить бога, как еще ни один человек…

И Дивиш отправился в Авиньон — на коленях…

Камениста почва виноградников, тверды тропинки, ведущие в долину. Дивиш, громко читая молитвы, спустился на коленях к деревне, к реке Роне. На коленях прополз через две деревни. Никто не обращал внимание на человека в сутане, ползущего в дорожной пыли и взывающего к богу о помощи. Протекли бесконечные часы, прежде чем он достиг городских ворот. За это время он встретил пять похоронных процессий. Озаряемые факелами, спешили в ночи провожатые в масках. Во воротах его никто не остановил: стража привыкла к любым проявлениям отчаяния. Почему бы не впустить окровавленного человека, ползущего на коленях?

Всю ночь полз Дивиш по городу и к утру приблизился к ложу кардинала. Старец еще спал. Юноша окликнул его по имени. Прелат пробудился и спросил, что означает странное поведение Дивиша.

— Донья Инес заболела!

— Ты знаешь, где она? — вскричал кардинал, вскакивая с постели.

— Знаю.

— Веди меня к ней!

И Дивиш рассказал, как все было. Старик не произнес ни слова, только так ударил дьякона по лицу, что брызнула кровь. Затем кардинал приказал оседлать двух коней и вскочил в седло, словно юноша. Они поскакали галопом, выбирая дорогу среди зловонных трупов. У Дивиша текли слезы. Старик и не взглянул на него.