Избранное

На вокзале перед самым отходом поезда появился Андрей с узелком, передал в окно вагона.

— Посылка не обременит, фунта три всего-то. Вещички тут святые из Тихоновой пустыни, Соловецкого и Новоафонского монастырей. Хозяйку одарите, от ее показаний много зависит.

В Новгороде из участка ссыльных не выпустили. Знакомый пристав, потирая руки, говорил:

— У нас, господа, не Санкт-Петербург, предупреждал, допрыгались.

На суде хозяйка показала, что жильцы держали за собой комнату, исправно платили, отлучались только на заработки и богомолье. Бегство из ссылки Емельянова, Анисимова и Поваляева полиция не доказала, посадили их на шесть недель в тюрьму за бродяжничество.

Спустя два месяца они снова бежали в Петербург, встретились на явочной квартире.

28

После успеха своей листовки Николай все чаще задумывался, что неплохо бы дружине иметь свою типографию, на первое время можно обойтись и гектографом.

В штабе сочувственно к этому отнеслись. Прикопили денег, осталось подыскать человека, который бы приобрел гектограф, чтобы следы не вели в дружину. И тут Василий рассказал брату, что у штаба есть возможность заполучить в свое ведение подпольную типографию в Петербурге.

Житель Сестрорецка Федоров происходил из семьи священнослужителя, но сочувствовал социал-демократам. В келье монастыря Иоанна Кронштадтского на Карповке у него был ручной тискальный станок, в кассе шрифта было достаточно для набора двух-трех прокламаций. Хорошо отзывались дружинники о Федорове — те, кто близко его знал. Николай же встречу с ним откладывал: предложение было заманчиво, но подозрительно.

— Сперва ваш Федоров пусть покажет, на что способна типография, — передал Николай через Василия.

Материалы для первого номера заводского подпольного журнала собрали Емельяновы, Василий и Иван, Паншин, Ноговицын.

Вскоре Паншин принес из типографии четырехстраничный журнал «Муха». В нем были сатирические заметки про дела на оружейном заводе. Федоров поместил в журнале список начальников мастерских — сколько кому причитается получить наградных за ревностную службу, а рядом — список оштрафованных рабочих. Хотя официально штрафы на заводе отменены, поборы из кошелька рабочего продолжаются.

— В следующем номере напишите похлеще про богадельню. На жалкие подаяния она существует, а там живут престарелые одинокие оружейники, — попросил Паншина Николай.

В субботу Паншин и Василий отправились за следующим номером «Мухи». Из предосторожности — два молодых рабочих очень заметны в монастыре — решили по очереди зайти в типографию. Василий остался наблюдать за набережной, Паншин вошел во двор.

В келье, где находилась подпольная типография, он был дважды, первый раз его провел Федоров. Главное — не прозевать кладовую восковых свечей, затем подняться по узкой лестнице и шмыгнуть в полутемный коридор.

Паншин благополучно миновал кладовую. Невесть откуда навстречу вышла женщина, вся в черном, платок повязан так, что только хрящеватый нос торчит. Прижался Паншин к стене, женщина сунула ему плоский сверток, шепнула:

— Уходи, в келье полиция, предупреди товарища.

Паншин сунул сверток под рубашку, потуже затянул пояс и ходко — назад, во дворе перевел дух и превратился в богомольца. Выбравшись из монастыря, он сделал знак Василию: не признавайся.

Не сговариваясь, они решили дождаться конца обыска, может, и выкрутится Федоров, главную улику — обличительные номера «Мухи» — унесли, в типографии Федоров для отвода глаз печатал проповеди.

Долгое было ожидание, наконец на набережную будто вывалился тучный пристав, за ним шагах в пяти шел Федоров, понурив голову, дальше городовой, двое штатских и дворник с коричневым чемоданом. Федоров не подымал головы: боялся неосторожным взглядом выдать товарищей.

К монастырским воротам подкатили два извозчика. На одну коляску сели пристав и Федоров, другую заняли штатские, поставив себе в ноги чемодан. Дворник и городовой проводили коляски, постояли и ушли обратно в монастырь.

— Типографии лишились, — пожалел Василий. — Только начали — и провал. Федоров был убежден, что полиции в голову не придет искать типографию в монастырской келье.

— Судя по эскорту, Федорову не миновать крепости, — мрачно сказал Паншин.

Первым поездом Василий и Паншин уехали в Сестрорецк. В свертке оказалось три экземпляра «Мухи». Паншин отдал по экземпляру Николаю и Ноговицыну, один оставил себе на вечер.

Недолго просуществовал подпольный сатирический журнал, но успел поднять на ноги заводскую полицию и администрацию.

Со страниц «Мухи» пошла в мастерские и песня про беспросветную долю оружейников:

Ложевая — горевая,
Да приборная такая,
Нашу силушку взяла,
Хлеба вволю не дала…

Утром Косачев доносил исправнику, что в трактирах и чайных Сестрорецка распевают крамольную песню, сочинил ее некий Муха, к розыску коего полицией принимаются надлежащие меры.

29

Соцкий забрался в красный угол под образа, важно раскрыл поеденную молью голубую плюшевую папку с бронзовыми застежками.