Избранное

Старший дворник и Яков Антонович торговались, как на Александровском рынке. Сошлись на семи копейках.

— Сами хоть по полтине берите с носа, нас это не касается, — сказал старший дворник.

Частный зал зрители не любили. Там и в самом деле нередко обманывали публику. Варя, продавая билеты, наслышалась упреков и насмешек. Обидно, если хорошую пьесу придется играть в полупустом зале…

Генеральную репетицию проводили в школьной гардеробной. Варя, игравшая Катерину, прощалась с мужем и вдруг увидела, что в дверях стоит Тимофей. Она знаком показала: «Подожди, нельзя прерывать репетицию», но он куда-то спешил, вынул из-под полы пальто маленький мешочек, положил его к подножию вешалки и кивнул на прощанье.

В перерыв Варя нашла у вешалки наволочку от думки с медными и серебряными монетами.

Незадачливых устроителей платного любительского спектакля выручил Тюменев. У него нашлись хорошие знакомые на трубочном и табачной фабрике Лаферма. Там продали больше половины билетов.

Выручки от любительского спектакля сиротам хватит до лета. Если попечительский совет не определит к этому времени ребят в сиротский дом, можно сыграть еще спектакль.

Но как помочь Соне? Варя не хотела беспокоить просьбами Тимофея. Хотя его выпустили из тюрьмы, но взяли под надзор полиции. Чтобы сбить с толку шпиков, Тюменев взял на заводе расчет. Товарищи устроили ему шумные проводы. Доехав до Любани, он пересел на обратный поезд и в Петербурге поступил по чужому паспорту на завод «Рено».

Нет, его нельзя было обременять чужими делами.

Но в городе был еще один человек, которому Варя могла открыть душу.

…Ловягин ожидал Варю на Зимней канавке. С трудом сдерживая слезы, она рассказала ему, как старалась сделать добро, а попала в сводницы.

— Какая вы, Варя, доверчивая, — сказал Ловягин. — У Бук-Затонского только фамилия настоящая, остальное все фальшивое. Характер у него подленький. В думе с левыми заигрывает, а подкинуть ему дворянское звание да Станислава на шею, и весь его радикализм растает как дым.

Варя до боли в пальцах сжала чугунную вязь решетки.

— А вы… — Из боязни обидеть Ловягина Варя, запинаясь, растерянно повторяла: — А вы…

— А я, — с грустью сказал Ловягин, дав понять, что нисколько на нее не обижается, — а я, зная волчью натуру Бук-Затонского, как и все, мило беседую с ним. В своей подлости он не одинок. Адрес на Ямбургской улице известен и другому лицу.

— Вы знаете? — испугалась Варя. — Ужасно, если это дойдет до Елены Степановны! Бедная Агнесса…

— Ну что вы! Ничего не произойдет. Теренин в молодости имел приятную внешность, дьявольскую предприимчивость, недвижимости никакой, капиталов никаких.

— Брак по расчету…

— В обществе изъясняются более благородно: деловой брак. Елена Степановна знает куда больше о своем супруге. Что Ямбургская! А вот Агнессу в самом деле было бы жаль… Давайте-ка лучше, Варенька, подумаем о вашей Соне. Только, — Ловягин взял Варю под руку, — молчите, ни слова в доме Терениных о встрече на Ямбургской! Лишиться места! Ради чего? Скажите, вы очень верите, что ваша Соня бросит свою профессию?

— Бросит. Только кто найдет ей спасательный круг?

— Давайте попытаемся.

Глава пятая

Пришла весна, а в жизни Сони ничего не переменилось. Варя решила, что лучше ей самой сделать первый шаг к примирению. Но что она может сейчас предложить Соне? Опять проекты, надежды, обещания?

Со стороны залива несколькими ярусами надвигались на город темные тучи. Ветер гнал пыль по мостовой. Варя ускорила шаг, — добраться бы домой до дождя, потом побежала, придерживая рукой юбку.

В комнате было по-вечернему темно. Она откинула занавеску, но света не прибавилось. Хозяйки торопливо захлопывали окна. Ливень хлынул внезапно. Варя зажгла керосиновую лампу и села проверять домашние тетради. Дождь отвлекал, мешал ей сосредоточиться. Она захлопнула вторую раму, шум ливня больше не доносился в комнату, но крупные капли продолжали беззвучно катиться по стеклу.

Огонь в лампе зафыркал, померк, словно устал светить. Фитиль короткий, надо бы сменить, но не бежать же под дождем в керосинную. Пришлось оставить тетради.

Скучно пережидать дождь без дела. Белье, еще утром снятое с чердака, лежало в прутяной корзине. В кухне Анфиса Григорьевна растапливала плиту. Варя поставила утюг на конфорку, и в эту минуту в прихожей простуженно звякнул колокольчик.

Варя открыла дверь — и опешила. На площадке стояла Соня. Шелковое ее платье намокло и просвечивало. По мокрому лицу с ресниц расползалась краска. Пальцы судорожно сжимали газовый шарф, конец которого стелился по площадке лестницы.

— Не выгоняйте, — чуть слышно попросила Соня. — Я дура, круглая дура, Разъярилась, а вы…

Рыдания помешали ей договорить. Варя взяла Соню за руку и провела в комнату. Ни о чем не расспрашивая, вынула из комода белье:

— Переодевайтесь. Плиту истопим пожарче, обсушитесь. И заночуете. Хозяйка даст матрас.