Когда он входит в подъезд дома № 63, его все еще неотступно преследует мысль, что ему не миновать Фульсбюттеля, если здесь состоится собрание и их накроют.
На медной дощечке надпись: «Фриц Кречмар». Он стучит у двери. Старая сгорбленная старуха отворяет, не снимая целочки.
— Вы хотите говорить с моим сыном? Сию минутку!
Она захлопывает дверь, но через некоторое время снова открывает.
— Входите, пожалуйста!
В маленькой комнате сидят три человека. По прежней партийной работе Крейбель знает только одного из них.
Тот подходит к нему, здоровается и говорит:
— Хорошо, что ты вовремя пришел. Мы постараемся изложить дело покороче. Садись. Итак, это — товарищ Вальтер, а это — товарищ Хуго и товарищ Вильгельм.
Крейбель здоровается. Он удивляется их беспечности испрашивает:
— Неужели вы не боитесь, что я могу притащить за собой шпика?
Один из них смеется и берет его за руку.
— Если бы так, мы еще до твоего прихода узнали бы об этом. Все в порядке!
— Не понимаю, как бы вам удалось?
— Товарищ Крейбель, мы тоже следим за тобой.
Во время этой встречи Крейбель узнает, что его намечают во Франкфурт в качестве редактора.
У него перехватывает дыхание, но внешне он спокоен и сдержан.
— Само собой разумеется, в Гамбурге ты не можешь больше работать. Это было бы чистейшим самоубийством. Да и во Франкфурте первое время ты ничего не будешь делать. Должен сначала привыкнуть к нелегальному положению. Но мы думаем, что это у тебя не займет особенно много времени. Документы, билет, адреса — все это ты получишь позже.
— А… а моя жена?
— Твоя жена? Она, конечно, останется здесь.
Крейбель краснеет. Он даже не знает почему. Что это на него так странно смотрят? Ведь в конце концов у него может быть жена, судьба которой ему не безразлична.
— В конце концов, у нас у всех есть жены. Как тебе лучше и удобнее ее обеспечить, об этом ты договоришься с товарищами во Франкфурте. Пока подыщешь здесь какой-нибудь нейтральный адрес и так далее. Ну, ведь это все просто и ясно…
Для Крейбеля это все далеко не так просто и ясно. У него появляется сильное желание осадить этого равнодушного человека, сказать, что он отказывается от партийного поручения, что у него вообще нет намерения переходить на нелегальную работу. Но он колеблется и молчит.
Тогда поднимается самый старший, высокий плотный человек с грубым лицом, большой лысиной и необычайно густыми бровями. Он до сих пор не произнес ни слова, теперь он спокойно обращается к Крейбелю:
— Товарищ, ты еще не совсем пришел в себя. Мы не хотим спешить. Обдумай все еще раз хорошенько и через неделю скажешь свое решение. И тогда, если будешь согласен, можешь сразу получить документы и билет. Такой вариант тебя устроит, не правда ли?
— Да, спасибо… Я еще подумаю.
Крейбель снова краснеет.
— Слыхал ли ты в лагере о некоем товарище Торстене?
— Еще бы не слыхать! В подвале мы сидели в соседних камерах. Я бы очень хотел узнать, где он сейчас?
— Торстен сейчас в доме предварительного заключения. Через несколько недель начнется его процесс.
— Он в предварилке? — радостно вскрикивает Крейбель. — Вот это хорошо! Торстен замечательный товарищ!
— В партии много Торстенов!
Крейбель лежит на диване и читает речь Геринга, опубликованную в газете «Анцайгер». Ильза сидит у него в ногах и приводит в порядок праздничный костюм мальчика.
Вдруг Крейбель откладывает газету в сторону и спрашивает:
— Так ты бы наложила на себя руки, если бы я снова взялся за политическую работу?
— Нет, я бы не сделала этого.
— Нет? Ведь ты еще недавно говорила.
— Теперь я думаю иначе.
— Да-а? — Крейбель изумлен, даже несколько разочаровал. — Что же изменило твое мнение?
Не поднимая головы от своей работы, она отвечает:
— Жены других товарищей.
— Других товарищей? Каких других товарищей?
— Тех, которые еще долго будут сидеть, и тех, которые убиты.
— Во всяком случае, благоразумная точка зрения.
Крейбель читает. Ильза занята своей работой. К этому разговору они больше не возвращаются.
Позже, в постели, она говорит:
— Поступай, как считаешь правильным. Не нужно поддаваться влиянию семьи. Только прежде хорошо обдумай свой шаг.
Крейбель ничего не отвечает и бурно прижимает ее к себе.
Тогда она перестает владеть собой и плачет безудержно, как ребенок.
Вальтера Крейбеля не узнать: он счастлив, весел, жизнерадостность бьет из него ключом. Словно тяжесть свалилась с его души, и он снова может расправить крылья. Вальтер носится по комнате с сыном, шутит с женой, дурачится. Маленькая заметка как рукой снимает его радостное настроение. Газета сообщает: Фриц Янке приговорен к смертной казни.
Значит, все-таки…
Он видит перед собой обращенное на него узкое лицо со впалыми, щеками. В глазах последний привет, последнее «прости». Они приговорили его к смерти. Ведь тогда они его почти убили, но снова вылечили. Затем месяцы держали в одиночном заключении. Ночь за ночью избивали и мучили, а теперь хотят отрубить голову.
Крейбеля начинает мутить, он бледнеет, кусок застревает у него в горле.