От предчувствий заноют слегка оробевшие пальцы...
Примостятся стихи на плече чудака-листопада.
И натянется жизнь полотном на прожитого пяльцы.
Буду ждать. Не впервой охраняю я сумерки в доме,
Коротая тоску с отраженьем в простуженных окнах.
Как в зимовье медведь, завернусь я в уютную кому,
Ожиданье с обидой сплету в несгораемый кокон.
Подожду. Не беда. Всё пройдёт, как бывало и раньше.
Постучат – и открою. Вдохну, задохнусь, растеряюсь.
Осушу глупый спор, разделявший нас долго Ламаншем,
Обойду все запреты по самому острому краю.
Впрочем, надо ли ждать? Тосковать о разрушившем тайну?
Тратить жизнь, согревая щекой запотевшие стёкла...
Я, как кот, стороживший бесцельно чужую сметану,
Разозлюсь и порву волосок, меч державший Дамоклов.
Пусть летит и вонзится, разрезав и кокон и кому,
Старой вышивки нити пускай навсегда разорвутся.
Прогоню за окно на мороз ожиданья фантомы...
Не дождусь. Не хочу. Надоело. Меня пусть дождутся.
Вчерашнее
А может быть, не будем про вчера?
Вчера ведь я была совсем другая...
Вчерашние седые вечера
сплетали сны, сомненьями пугая...
Уставший никому не нужный хлеб,
нарезанный душою нараспашку,
вершитель неисполненных судеб,
прикрыл собою треснувшую чашку.
Вчерашние простывшие часы,
так скупо насыпающие время,
простили мне несносный недосып
и частые несовпаденья мнений...
Вчерашний ты, забытый и не мой,
в немом кино игравший чёрно-бело,
незваным гостем ты пришёл домой
в очерченные вечером пределы,
и, заостряя стрелок поворот,
часы забились, путая минуты,
и чёрствый хлеб, предчувствуя исход,
мне подсказал полночные маршруты,
и я, решив всё рассказать тебе
(другая – для другого – по-другому),
навстречу утренней уверенной судьбе
уйду вчера из завтрашнего дома...
Контрабандный бренди
нервная дрожь бедра... docking the mad dog
"Baby, я точно помню твои запястья,
нервную дрожь бедра под моей ладонью...
Baby, я был так пьян, что хотелось счастья,
секса под кокаином, тебя...
В притоне
стоны за стенкой…
и красным обиты стены.
И раздевалась не ты, а совсем другая.
Медленно алкоголь заполняет вены.
Я тебя... так... старательно забываю..."
* * *
Ты был со мной... Изредка даже нежен...
Уже Другая
Вы оба любили мои коленки, особенно вкупе с ромом...
Он был моим смыслом, а ты – заменой, когда его не было дома.
Когда в притоне на смятом шёлке он спал, кокаиново счастлив,
ты был со мной... изредка даже нежен, губами ласкал запястья,
а после сжимал их... до боли, до стона, до хриплого "... fuck you, bаby",
ты трахал меня, называя стервой... Так часто на этом небе,
которое выше шестого на жажду, случались мы. Дрожью в теле
во мне отзывались твои ладони, и в яростной тарантелле
я умирала и вновь рождалась, в душе разрывая карты
возврата к нему... Он писал мне письма и посылал стандартно –
чтоб точно не встретиться, не пересечься... Растаял пролитым бренди
тот вечер, где ещё верила в сказку сладкая девочка Венди...
...Прости, я не знала, что горечь укусов ты принимал так остро,
прости, я просто не... что мне делать с бедным пьяным матросом?
* * *
Контрабандный бренди - Анна Рубинштейн
Боцман опять принёс мне свой контрабандный бренди –
смесь долгожданной боли с шёлковым кокаином.
Нервно дрожали бёдра – "fuck you, my little Венди..."
Только вот я не Венди. Горечь неизлечима.
Тает замена счастья пеной летучих рыбок,
сложены без изъяна их нелетанья крылья.
Вытащу из бутылки нашей любви обрывки,
посланные матросом от побережья Киля:
стоны в твоих ладонях я заглушу укусом,
ждёт на плече тарантул яростной тарантеллы.
В путь по протёртым картам тем же пойдём мы курсом –
складки дороги в сказку пьяно ища на теле.