Избранное

– Хорошо, тогда внимательно слушай, – начал Генрих Альбертович. – В детстве я и мои приятели любили играть в разные игры. Не то, что сегодняшние дети – сутками сидят за компьютером. Излюбленным местом для игр был чердак: там мы прятались от взрослых, мастерили разные штуки и т. п. Однажды, когда мне шел одиннадцатый год, я засиделся на чердаке допоздна – мастерил «змея», которого мы хотели запустить в ближайшие выходные. Я устал, присел на старую кушетку и задремал. Очнулся от шума и топота ног на лестнице, сидел не дыша. Через минуту на чердаке резко открылась дверь, и в проходе появился мужчина с небольшим чемоданчиком в руке. За ним явно кто-то гнался. Хорошо помню его перекошенное от страха лицо – это был бывший владелец дома Петр Андреевич Магнецкий. Наши взгляды встретились. Он подбежал, сунул чемоданчик мне в руки и сказал:

– Сохрани это ради дома, спрячь скорее! – И в тот же миг убежал через лаз на крышу.

На лестнице снова раздался топот. Я едва успел спрятаться, как на чердаке появились два милиционера и, не останавливаясь, рванули к лазу на крышу. Послышался топот ног по железу, крики: «Стой, стрелять буду!», тут же пистолетные выстрелы и звук падающего тела. Очевидно, оно скатывалось по крутой крыше вниз. Потом раздался душераздирающий крик – человек упал на землю. Шаги постепенно затихли. Видимо, милиционеры ушли через соседнюю лестницу. Несколько минут я сидел в своем укрытии, вцепившись в чемоданчик, ни жив ни мертв, затем быстро спрятал его в углу чердака под разным хламом и ушел домой.

До сих пор не знаю, почему я не рассказал о происшествии родителям. Это стало моей тайной.

Через несколько дней, преодолевая страх, я снова забрался на чердак посмотреть, на месте ли чемоданчик. Он был там. Целый месяц я ходил и проверял, а однажды рискнул его открыть. Внутри лежали золотые и серебряные монеты, кольца, браслеты, золотые часы, драгоценные камни и многое другое. Я сидел и думал, куда девать все это богатство. Сказать родителям побоялся, каким-то внутренним чутьем понимал, что это может им навредить. В милицию чемоданчик тоже не понес – вдруг мне не поверят и посадят в тюрьму? В итоге я решил спрятать сокровища, чтобы их никто не нашел. Потом жизнь так закрутила, что было не до тайника: отца посадили, мама тяжело заболела, началась война, потом блокада. Смерть ходила рядом, на моих глазах люди падали от голода и замерзали. И тогда я вспомнил о чемоданчике. Обессиленный, приполз на чердак, достал золотые часы и несколько монет, пошел на барахолку и обменял все на кусок хлеба. Так делал несколько раз. И когда я в очередной раз открывал чемоданчик, перед моими глазами возникал человек с перекошенным от страха лицом…

Позднее я узнал, что до революции владелец дома был богатым человеком и имел накопления, часть которых планировал потратить на ремонт дома. Но дом конфисковали, оставив ему лишь маленькую комнату для проживания, где он и хранил свои драгоценности. Кто-то из новых жильцов донес о тайнике, и Магнецкий решил спрятать сокровища в более надежном месте. Увидев в окно, что за ним пришли, он схватил чемоданчик и попробовал скрыться через крышу, но трагически погиб. По сути, этот человек спас жизнь мне и моей маме во время блокады. После войны я замуровал оставшиеся драгоценности в кирпичную стену на чердаке и больше к ним не притрагивался. Все это время у меня не выходили из головы последние слова Магнецкого: «Сохрани ради дома!» Теперь я понял: он надеялся, что его собственность когда-нибудь вернется, и деньги пригодятся на ремонт.

Вот такие дела, Никитич! Сейчас дом как никогда нуждается в хозяине и заботе, и я готов передать сокровища на его ремонт. Я стар, жить мне осталось недолго, но хочется, чтобы дом, который построил Петр Андреевич Магнецкий, в котором я родился и вырос, где жили мои родители, преобразился и снова стал крепким, здоровым и красивым. Ты должен это сделать, Никитич! Если выгодно продать ценности, которые хранятся на чердаке, на ремонт хватит с лихвой. Надеюсь, Петр Андреевич простит меня за то, что во время блокады я воспользовался кладом. Это было сделано ради спасения жизни…

Никитич слушал Генриха Альбертовича, затаив дыхание. Чай давно остыл. Повисло гробовое молчание.

– Даже не верится. Как в кино! – наконец вышел из оцепенения Никитич, вытирая испарину на лысой голове.

– Иди домой и все обдумай, а завтра я покажу тебе тайник, – закончил беседу Генрих Альбертович, убирая со стола.