Избранное

И я счастлив оттого, что наконец-то понял, сколь много я заблуждался, сколь жалкое существование я влачил в своей робости. Ибо тот идеал рыцарского добродеяния, который я тщился стяжать, нисколько не превыше чистоты помыслов истинного мужчины.

Если бы Вирхиния, вместо того, чтобы прислать мне свое оскорбительное письмо, просто сказала бы «не верю», я никогда не обнаружил бы, насколько неистинной была вся прошлая жизнь.

26 ноября

Зарабатывая себе на жизнь шитьем, Мария обходила многие дома. Как правило, это были добропорядочные семейства. Очевидно, в одном из таких домов по-прежнему таится тот негодяй, подлость которого пробудила во мне другого человека, о существовании которого я и не подозревал.

Но теперь уж никакой подлец не сможет вырвать из моих рук ребенка, которому предстоит явиться на свет, ибо я признал его своим по всем законам, установленным Богом и людьми.

О, эти законы, вечно преступаемые законы, давно потерявшие свой изначальный высокий смысл!

29 ноября

Сегодня утром скончался сеньор Гальвес, исполнявший обязанности президента нашего Общества Благочиния.

Его безвременная кончина потрясла всех: он был еще далеко не стар и, как бы там ни было, все-таки старался творить добрые дела. Так, ему наш приход обязан красивой металлической оградой. Однако репутация его всегда оставалась довольно сомнительной, поскольку все знали, что он занимался ростовщичеством.

В свое время мне пришлось высказаться весьма нелицеприятно в его адрес, но, хотя жизнь и подтвердила мою правоту, я полагаю, что был слишком суров по отношению к нему. А теперь готовятся торжественные похороны. Да простит его Господь.

30 ноября

Сегодня мимо нашего дома проходила траурная процессия. Мы подошли к окну, и я увидел, как Мария изменилась в лице.

Это было смешанное выражение боли и тайного торжества. Затем ее печальные глаза наполнились слезами, и она тихо опустила голову на мою грудь.

Господи, Боже мой, я все прощу, все забуду, только не лишай меня этого счастья!

22 декабря

После смерти своего пятого президента Общество Благочиния оказалось перед реальной угрозой распада. Сеньор священник вынужден был признать, что только самоубийца мог пойти на риск быть избранным новым президентом.

Но благодаря ловкому маневру Обществу удалось выстоять. Теперь им управляет руководящий совет, состоящий из восьми ответственных лиц.

Мне также было предложено войти в совет, но я был вынужден отклонить лестное предложение. Мне и так есть кого опекать и о ком заботиться. Теперь мне не до всяких там обществ и руководящих советов…

24 декабря

Я не перестаю думать о трех несчастных сиротах, бродящих по городу, поскольку готовлюсь встретить маленькое существо, которому была уготована такая же участь.

Словно палую листву несет их, никогда не знавших любви, жестокий ветер судьбы, в то время как на тихом кладбище у подножья мраморного памятника зарастает мхом могильная плита с прекрасной надписью.

ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ

Для того чтобы сделать этот рассказ достоянием гласности, мне пришлось всего только заменить имена действующих в нем лиц, что вполне понятно, поскольку мне предстоит повествовать о событиях, все еще не нашедших своего завершения, и более того — на разрешение которых я надеюсь повлиять.

Как легко поймет читатель, я имею в виду эту пресловутую любовную историю, которая в нашем городке что ни день обрастает все более грязными и беспардонными сплетнями. Я положил себе рассказать обо всем истинную правду и тем самым очистить эту историю от низких подозрений в супружеской измене. Без содрогания произношу я это ужасное слово в уверенности, что многие из тех, кто дочитает мой рассказ, столь же решительно сотрут его в своей памяти, ибо для этого достаточно вернуться к двум непреложным вещам, о которых все словно забыли: это добродетельность Тересы и благородство Хильберто.

Мой рассказ — это последняя попытка решить честью конфликт, возникший в одном из добропорядочных семейств. Как явствует, жертвою стал повествователь. И, оказавшись наедине со своей бедою, он взывает к небу, дабы оно не посылало ему заступника ион бы в одиночку противоборствовал всеобщему непониманию.

Впрочем, говоря, будто я жертва, я всего лишь уступаю общепринятому мнению. В глубине души знаю, что все трое мы оказались жертвами злосчастной доли, и не пристало мне считать себя ни единственным, ни наибольшим страдальцем. Я видел непритворные страдания Хильберто и Тересы; точно так же я наблюдал то, что мог бы назвать их счастьем, но и оно, окутанное ореолом тайной драмы, было мучительным; впрочем, я готов сжечь свою руку в знак их невиновности.