Избранное

- Вильгельм Хаан, служащий музея, член партии с тысяча девятьсот седьмого года, член профсоюза с тысяча девятисотого.

Хаан тоже сидел в Заксенхаузене, после освобождения пожил в Берлине, а теперь вернулся сюда: это суровая обязанность многих бывших узников оставаться в тех местах, где они страдали, чтобы поведать новому поколению о том, что пережито, добровольный крест, который они несут во имя памяти павших и жизни живых.

Кто расскажет лучше Малера, лучше Хаана?

- Товарищ Малер, еще приехали двое, просят впустить.

Двое - рыжий напомаженный паренек с девушкой - подъехали на машине, одеты по-воскресному.

- Здравствуйте. Очень просим... Мы из Эберсвальде, давно мечтаем побывать в Заксенхаузене.

Малер опять недоволен ("непорядок, нельзя, музей откроют только в апреле"). Потом махнул рукой:

- Ладно...

Рыжий паренек победителем взглянул на девушку: видишь, я говорил - со мной впустят...

Хаан:

- Сколько тебе лет?

- Двадцать. Вчера только исполнилось.

- Вот как? Ну что ж... Двадцать лет назад в этом самом лагере...

Паренек из Эберсвальде родился в деревне близ Вроцлава, который тогда назывался Бреслау, а теперь опять стал Вроцлавом, Польшей. Отца он не помнит, отец был на войне - сперва в России, а под конец, после ранения, попал на западный фронт и - в плен, к американцам.

В сорок пятом рыжий паренек вместе с матерью переместился на запад, в Германию. Ехали, боялись: русская зона. Сколько было наговорено соседками, соседями, кому-то прислали письмо, кто-то слышал...

Дома родители крестьянствовали, жили не бог весть как, всякое случалось - земли было мало. Когда уходил отец на войну, обещал ему землю. Он все шутил: "Стану я украинским помещиком!"

Где оно, поместье? И где отец?

Вышла из вагона женщина с малышом на руках - поле, незнакомые, чужие места. Ах, война, будь она проклята!

Разместили их в селе, неподалеку от Эберсвальде, округ Франкфурт н/О. Начали привыкать.

Однажды созвали переселенцев и местных крестьян на собрание, сказали:

- Жил здесь прежде помещик, прусский юнкер, сбежал он теперь на Запад. Будем делить его землю между собой.

Земельная реформа...

Вскоре создали в деревне кооператив, началась новая жизнь, вросла мать в эту жизнь, понравилось. Земля своя, и государство свое, и люди кругом хорошие.

А рыжий паренек подрос, пошел в школу: "2X2=4", "Власть в республике принадлежит рабочим и крестьянам", "Мы боремся за мир".

В пятьдесят четвертом году объявился наконец папаша: прислал письмо из Кёльна:

"...в Кёльне я кельнером, возвращаться к вам не собираюсь, встретимся в Бреслау. Отнимем его у поляков, помяните мое слово. Набирайтесь терпения..."

Всплеснула мать руками:

- Бреслау?.. Зачем? Неужели опять война, неужели он так ничего и не понял, дурень?

Сидела вместе с сыном, долго сочиняла ответ:

"Родина наша здесь, в Германской Демократической Республике, живем мы хорошо. Образумься, пойми..."

Кончилась на этом их переписка.

После школы рыжий паренек остался у себя в деревне: механик-тракторист, вот жениться задумал, девушка из той же деревни. Познакомьтесь, пожалуйста: Гильда.

...Всю эту историю выслушал я, сидя в конторе будущего музея, куда нас вместе с рыжим пареньком и его невестой пригласили Малер и Хаан: попросили сделать запись в книге отзывов.

Не хотелось уходить, разговаривали о разных вещах, вспоминали.

Потом Малер сказал:

- Да... Все это надо осмыслить, свести воедино: Заксенхаузен, ваш друг - советский солдат, который погиб здесь, мы с Хааном, и вот он, эберсвальдец, и его папаша, который в Кёльне мечтает о Вроцлаве... Сложное это понятие - "Германия", не сразу разберешься...

Старик Хаан вынул из какой-то папки брошюру, протянул пареньку:

- Прочитай и напиши отцу в Кёльн: живет, мол, с тобой в одном городе господин Корнелий - комиссар кёльнской полиции. В Заксенхаузене его хорошо помнят, был он здесь начальником Особой комиссии, уничтожал людей почем зря, скольких убил - не перечислишь! Матиас Тезен, Эрнст Шнеллер - лучшие наши товарищи пали от его руки. Напиши отцу и про эсэсовца Эккариуса, в брошюре о нем подробно говорится. Замечательный был семьянин! Вышел однажды на плац со своими детишками, воркует: хотите, покажу вам фокус? Подозвал кого-то из наших, больного узника: "Ложись!" - и стал топтать его каблуками, пока тот не умер. Господин Эккариус тоже на свободе, в Бонне живет. И еще напиши отцу - пусть съездит в Дюссельдорф, к господину Эрвину Брандту - в концерне Флика Эрвина Брандта знает любой служащий. Да и мы его знаем неплохо, еще с тех времен, когда он был оберштурмбаннфюрером СС...

...Стали прощаться.

- Поедете обратно через Ораниенбург, а там на Берлин прямая дорога, вам любой покажет.

Неожиданно Гильда спросила:

- А скажите, товарищ Хаан, в те времена жители Ораниенбурга и Заксенхаузена знали о том, что творится здесь, в лагере?