Избранное

— Когда вам угодно, но, если вам хочется еще раз увидеть мой домик, поторопитесь. На будущей неделе я переезжаю.

Мысль о часах, проведенных в освещенной лампой низкой гостиной, больно кольнула Арчера. Как ни коротки были эти часы, они вызывали множество воспоминаний.

— Завтра вечером?

— Да, но пораньше. Я еду в гости.

Завтра воскресенье, и если воскресным вечером она едет в гости, то это, несомненно, к миссис Лемюэл Стразерс. Ему стало как-то неприятно — не потому, что она едет именно туда (он был рад, что она ездит куда хочет назло ван дер Лайденам), а потому, что в таком доме она непременно встретит Бофорта, заранее знает, что его встретит, а возможно, именно с этой целью и едет.

— Отлично, завтра вечером, — повторил он, решив про себя, что рано не поедет, а, явившись поздно, либо помешает ей ехать к миссис Стразерс, либо вообще ее не застанет, что при существующем положении вещей, безусловно, будет самым простым выходом.

Было, однако, всего половина девятого — на полчаса раньше задуманного, — когда Арчер, повинуясь какому-то странному беспокойству, позвонил в увитую глицинией дверь. Правда, он подумал, что воскресный прием у миссис Стразерс — это не бал и что ее гости, как бы пытаясь преуменьшить Серьезность своего проступка, обычно приезжают рано.

Чего он не ожидал найти в прихожей госпожи Оленской, так это чужих пальто и шляп. Зачем она просила его приехать пораньше, если у нее обедали гости? Когда он внимательно рассмотрел одежду, рядом с которой Настасия поместила его собственную, возмущение Арчера сменилось любопытством. Ему еще не доводилось встречать таких пальто в приличных домах, и он с первого же взгляда определил, что ни то, ни другое не принадлежит Джулиусу Бофорту. Одно одеяние представляло собой потрепанный желтый ульстер из тех, что продаются в магазинах готового платья, другое — очень старый порыжелый плащ с пелериной — нечто вроде того, что французы называют «макфарланом». Это последнее, судя по его виду, предназначенное для человека огромного роста, было весьма поношено, и его черные с прозеленью складки издавали запах мокрых опилок, свидетельствующий о том, что владелец оного подолгу подпирал собою стены пивной. Сверху лежал рваный серый шарф и немыслимая фетровая шляпа, отдаленно напоминающая головной убор священника.

Арчер вопросительно поднял брови. Настасия ответила ему тем же и, фаталистически махнув рукой, открыла перед ним двери гостиной.

Молодой человек очень удивился, увидев, что хозяйки в гостиной нет, а возле камина стоит какая-то другая дама. Эта дама, длинная, тощая и нескладно скроенная, была облачена в затейливо отделанный бахромой наряд из материала с полосами и клетками, составляющими узор, ключ к которому, казалось, безвозвратно утрачен. Ее волосы, которым хотелось поседеть, но удалось всего лишь поблекнуть, были собраны в высокую прическу, увенчанную испанским гребнем и черным кружевным шарфом, а на изуродованных ревматизмом руках красовались неумело заштопанные шелковые митенки.

Рядом, в облаке сигарного дыма, стояли владельцы пальто, оба в утренних костюмах, которые они с утра, очевидно, не меняли. В одном из них Арчер, к своему удивлению, узнал Неда Уинсетта; другой, постарше и совершенно ему незнакомый, судя по его гигантской фигуре, был хозяином «макфарлана»; он тряс своей львиной седой гривой[127] и широко разводил руки, как бы осеняя мирским благословением коленопреклоненную толпу.

Все трое стояли на каминном коврике, устремив глаза на колоссальный букет темно-красных роз, который вместе с пучком лиловых анютиных глазок лежал на диване, где обыкновенно сидела госпожа Оленская.

— Сколько они должны стоить в это время года — хотя, разумеется, не дорог подарок, а дорога любовь! — прерывистым стаккато произносила дама, когда Арчер вошел в комнату.

При его появлении все трое удивленно обернулись, а дама, выступив вперед, протянула ему руку.

— Дорогой мистер Арчер, можно сказать, кузен Ньюленд! — воскликнула она. — Я маркиза Мэнсон.

Арчер поклонился, и она продолжала:

— Моя милая Эллен на несколько дней меня приютила. Я приехала с Кубы, где проводила зиму с моими испанскими друзьями — очаровательнейшие, достойнейшие люди, высшая знать старой Кастилии. Как бы я хотела вас с ними познакомить! Но меня вызвал мой добрый друг, доктор Карвер. Вы не знакомы с доктором Агафоном Карвером, основателем общины «Долина Любви»?

Доктор Карвер наклонил свою львиную голову, и маркиза продолжала:

— Ах, Нью-Йорк, Нью-Йорк, как мало он соприкасается с жизнью духа! Однако я вижу, вы знакомы с мистером Уинсеттом.

— О да, я соприкоснулся с ним некоторое время назад, но не на этих путях, — со своей сухой улыбкой проговорил Уинсетт.

Маркиза укоризненно покачала головой.

— Почем вы это знаете, мистер Уинсетт? «Дух дышит там, где хочет».[128]

— Да-да, где хочет! — зычным голосом подхватил доктор Карвер.