Избранное

Он решил сделать уступку, изобразив легкое смущение во взгляде. Это ему не удалось. Глаза его были для этого попросту не приспособлены. Они были светло-карие, почти желтые и такие зоркие, что, фиксируя какой-то объект, зрачок, по существу, не сужался. Светло-карие, желтые, острые, как буравчики, неподвижные глаза Райделя пристально смотрели на Динклаге. В них не было и следа смущения. Безжалостный взгляд птичьих глаз, лишенных ресниц. Почти желтых.

— Господин доктор Шефольд находится под моей защитой, — сказал Динклаге. — Вы отведете его теперь туда, где его встретили. Надеюсь, что по дороге вы будете обходиться с ним самым корректным образом. Вам понятно?

Значит, выгорело. Отлично!

— Слушаюсь (Сл-л-лушаюсь), господин майор!

Если этот тип ничего не сказал о пинке и ничего не скажет, то, пожалуй, с ним стоит обходиться прилично.

— Если вы выполните приказ как следует, я поговорю с вашим Бореком и попытаюсь убедить его забрать рапорт. При условии, что вы этого хотите. Вы этого хотите, Райдель?

— Так точно, господин майор!

Ему явно очень важно, не только чтобы гость был доставлен в целости и сохранности — куда, собственно? На ту сторону? К противнику? Странно, очень странно! — но и чтобы не был дан ход всей этой писанине про гомосексуализм и высказывания против рейха.

— Стало быть, вы не придаете большого значения своему рапорту на Борека?

Осторожно! Ни в коем случае не признаваться до конца, иначе тебе не поверят, а Бореку поверят.

— Я вовсе не желаю делать Бореку неприятности, господин майор, — сказал он.

Если несколько минут назад, когда он им все выложил про Борека, он буквально почувствовал, как они затаили дыхание, то теперь от него не укрылось, что они вздохнули с облегчением. Он готов был пощадить врага рейха — это очко в его пользу. Хоть и не ахти какое, но все же: он это видел по их лицам.

Ошибался он или в них действительно появилось что-то вроде сочувствия? Да от этого очуметь можно! Не хватало ему только их сочувствия.

Если это было сочувствием, то сочувствием к тому, которого отвергли.

В первый раз Райдель спросил себя, не знал ли уже и гость командира, какое имеется против него обвинение. Может быть, командир рассказал ему об этом, чтобы не оставлять, в неизвестности о главном свойстве его сопровождающего? «Человек, к которому вы попали, просто педераст». И вслед за этим — понимающая улыбка обоих.

— Ага, — сказал Динклаге, — я так и думал. Значит, я не совсем ошибался.

Голос его звучал теперь дружелюбнее. И он не стал объяснять, почему «не совсем ошибался». Но потом майор выдал одну штуку, которую он, Райдель, ему никогда не забудет.

— Только не воображайте, Райдель, что я собираюсь поговорить с Бореком, чтобы доставить вам удовольствие, — сказал майор. — Я сделаю это прежде всего, чтобы помочь этому молодому парню.

Значит, врагам рейха нужно помогать, а педерастам — нет. Собственно, он не так уж и рвался узнать все это. Теперь он это знал. Майор Динклаге сказал. Хотелось бы надеяться, что он сумеет ему за это отплатить.

Во всяком случае, сочувствия тут никакого не было, слава богу.

К тому же майор совершил ошибку.

Если он думал лишь о том, чтобы помочь рядовому Бореку, достаточно было вызвать его к себе и уговорить забрать рапорт. Тот не стал бы сопротивляться. («Я сожалею, что написал этот рапорт. Правда, очень сожалею!»)

Зачем в таком случае ему, Райделю, зарабатывать награду, переправляя этого неизвестного через линию фронта, вообще непонятно.

Но именно вокруг этого все крутилось, и к Бореку это не имело ни малейшего отношения.

Просто у майора Динклаге какой-то свой расчет, чтобы он, обер-ефрейтор Райдель, вообразил, будто должен первым делом завоевать его расположение.

Но тогда не надо болтать, что он только о том и печется, как бы помочь Бореку.

Командир совершил большую ошибку.

Ну да ладно. Он не мог пока разобраться, почему майор так хотел убедить его, что он, Райдель, ему бог знает как обязан. Главное, что все это здорово прокручено. Все получилось именно так, как он рассчитал еще там, на откосе и по дороге в деревню. «В виде исключения он действовал правильно». И вот получил задание отвести обратно этого типа, к тому же не отступил со своих позиций ни на сантиметр. Историю с рапортом «Борек против Райделя» они теперь спустят на тормозах и еще будут рады, что он не откалывает никаких номеров, а ведет себя тихо и им не мешает.

Нет, не было никакого интереса устраивать Бореку неприятности. Его интересовало одно-остаться с Бореком, даже не имея никаких шансов.

«Я упустил все, ну буквально все возможности отвязаться от этого страшного человека. Даже когда майор упрекнул его за то, что он оскорблял меня, я еще имел возможность сказать про пинок. Или когда эта гадюка прошипела, что приняла меня за шпиона. Но потом вдруг все возможности исчезли! Между майором и этим солдатом происходило что-то, во что мне уже не позволено было вмешиваться. Уже было слишком поздно. Ведь каждому инструменту положено вступать в какой-то определенный момент. Я этот момент упустил.

Ах, да что там, — подумал Шефольд, — все это отговорки!