Избранное

«Продолжайте» — ничего себе, с возмущением подумал Франц, он ведь вошел в класс в самом начале урока, это же просто нечестно-делать вид, будто Кандльбиндер вообще его начинал. С другой стороны, он сразу же постарался поднять авторитет учителя в глазах учеников, подчеркнув его звание-«доктор». Это было новостью для класса. Господин доктор.В том, что в школе гимназисты обязаны называть всех учителей, от младшего стажера до седоволосого обер-штудиенрата, господином профессором, не было ничего особенного, но они достаточно разбирались в академических званиях, чтобы знать, что учитель, написавший диссертацию — как они, даже четырнадцатилетние, уже научились выражаться, подражая профессиональному языку своих братьев или отцов, — представляет собой нечто большее, нежели штудиенрат, который, правда, именуется господином профессором,но, в отличие от их классного наставника, не написал докторской работы, не «защитился».

— Разумеется, господин директор, — сказал Кандльбиндер и вызвал к доске Вернера Шрётера. — Шрётер, — сказал он, — пойди - ка сюда!

Вот как, значит, они обращаются друг к другу, подумал Франц. Господин доктор. Господин директор.Нам они говорят «ты». Только в пятом классе с нами будут на «вы». Если я останусь на второй год-а я, наверно, останусь из-за единицы по греческому и математике, с единицей по двум предметам остаются на второй год, — тогда мне еще целый год будут тыкать. Да ладно. Мне это безразлично. Есть более серьезные вещи. Какие такие более серьезные вещи — этого Франц Кин не смог бы сказать.

— Шрётер, — сказал Кандльбиндер, — мы сейчас проходим фонетику. Напиши на доске сочетания согласных.

Кандльбиндер рехнулся, подумал Франц, он все еще не пришел в себя, его прямо-таки подкосило то, что Рекс инспектирует класс; это же чистое безумие — сразу выставить первого ученика, вместо того чтобы придержать его на случай, если кто провалится. Или чтобы позднее продемонстрировать его как гвоздь программы. Да и задачу он поставил перед ним детскую! Даже я смог бы написать эти три сдвоенные согласные. К тому же мы давно это прошли. Мы ведь уже проходим звуковые изменения в предложении, а в грамматике застряли на словообразовании. Кандльбиндер перескакивал в грамматике с пятого на десятое. Франц ухмылялся про себя. Если бы классный наставник догадывался, что в грамматике он знает немногим больше, чем названия глав, которые они как раз проходили! В домашних заданиях ему помогал старший брат, который продвинулся уже до младшего отделения седьмого класса Виттельбахской гимназии, продвинулся непонятным Францу образом — ведь по основным предметам, в особенности по иностранным языкам, его брат Карл был таким же отстающим, как и он сам. Как же это ему удалось добраться до седьмого класса? По мнению Франца, он пускает пыль в глаза своим потешным прилежанием, своим мелким, аккуратным, ровным почерком, каким исписывает страницу за страницей тетради для сочинений. Его домашние задания пестрят ошибками, как и мои, но они всегда словно выгравированы, а мне неохота этим заниматься, да я и не сумел бы так. Франц был мазилой, его почерк — сплошные крючки и загогулины, учителя качали головой, просматривая его домашние задания, а профессор Буркхардт, преподаватель природоведения, который хорошо к нему относился, хотя Франц не успевал и по его предмету, иной раз говорил: «Кин, постарайся хоть как-то улучшить свой почерк». Надо же, думал всякий раз Франц, это он-то говорит, а сам как мучается, когда старается нарисовать на доске очертания цветка, например лугового сердечника. Мел в руках у него все время крошится, потом он его отшвыривает, восклицая: «Раскройте Шмайля, там он есть!»

Когда вызвали к доске Шрётера, Рекс уселся за учительской кафедрой, взял лежащую на ней раскрытую греческую грамматику и углубился в чтение. Или он только делал вид, будто погрузился в учебный материал, который они сейчас проходили? Во всяком случае, казалось, он так же мало интересуется гимназистом у доски, как и тот — Рексом. Шрётер в своем репертуаре, думал Франц, глядя, как первый ученик сперва неторопливо начал вытирать угол доски, потому что он, конечно же, не мог использовать доску, которую дежурный по классу вытер только сухой губкой или тряпкой и которая поэтому не отливала, как положено, матовым блеском, а была грязно-серой. Не обращая внимания на присутствие властелина школы-обер - шейха, мельком подумал Франц, но Шрётер, конечно, мог себе позволить такое, — он невозмутимо направился к крану возле доски, смочил губку, слегка ее выжал и навел блеск на левый верхний угол доски, потом насухо вытер его тряпкой, а уже потом написал ф и попутно называя, не дожидаясь требования Кандльбиндера, а словно в разговоре с самим собой, одну за другой эти буквы: «Кси, пси, дси».