Избранное

Эскадрон за его спиной остановился. Фельдфебель был пьян, унтер-офицер, ехавший с ним рядом, — тоже, в отделении связи, следовавшем за ними, все как один трезвые. Вернер видел, как Эрих выпрямился в седле, упершись длинными ногами в землю.

— Еще пятьдесят километров, господин фельдфебель, — сказал Вернер. — Сейчас будет поворот на Аврелиеву дорогу.

— Куда-куда?

— Ну, на прибрежное шоссе. Император Марк Аврелий некогда проложил тут дорогу. А теперь это современное бетонированное шоссе. Эскадрон делает дневную стоянку в пятистах метрах за населенным пунктом Рави. Вместо мостов — объезды; где именно — укажет военная полиция. Потому что все мосты полетели к чертям собачьим.

— Пропади все пропадом! — сплюнул фельдфебель. — Что ж, у нас уже и самолетов нет? Значит, жмем дальше. А вы, Ротт, снимите с грузовика свой самокат и выезжайте вперед.

Он подал знак продолжать движение.

Было приказано ввести на время марша так называемые «облегчительные меры». Поэтому все поснимали каски, расстегнули кители и закатали рукава. И когда солдаты проезжали мимо него, он отчетливо видел их лица, их волосы. При ночном освещении волосы у всех казались одинаково темными, а лица - матовыми; выделялись лишь совсем светлые блондины-у тех волосы прямо-таки серебрились в лунном свете. Ехали все с одинаковой скоростью, лишь время от времени кое-кто вырывался вперед и потом тормозил. Лица у всех были застывшие, глаза уперлись в одну невидимую точку; но усталости пока заметно не было. Командиры взводов и унтер-офицеры, пьяные в стельку, ехали хоть и быстро, но зигзагами, иногда на всю ширину дороги, однако в последнюю секунду все же успевали отвернуть, чтобы не свалиться в кювет. Солдаты сохраняли дистанцию между собой и пьяными командирами, но так, чтобы колонна не прерывалась. Алекс не был пьян и держался в седле подчеркнуто прямо; проезжая мимо Вернера, он небрежно ему кивнул. Замыкали колонну два грузовика и санитарный фургон, ехавшие на малых оборотах. Вернер махнул одной из машин — той, что везла полевую кухню, — она притормозила, и ему выдали его самокат и боевое снаряжение. Несколько минут он опять провел в полном одиночестве посреди дороги — пока пристегивал снаряжение к багажнику и проверял шины. Все оказалось в полном порядке. Он вскочил в седло и с удовольствием ощутил под собой толчки вращающихся колес. Но вскоре заметил, что эскадрон движется довольно быстро — чтобы догнать, приходилось изо всех сил жать на педали. Когда голова колонны повернула на шоссе, он подъехал к Алексу.

Навстречу им по древней Аврелиевой дороге волна за волной откатывались отступающие части. Полная луна превратила Лигурийское море в огромный, отливающий серебром щит. Только ночью бывает такой молочно-белый призрачный свет. На этом молочном фоне, подернутом лунным серебром, там и сям сереют огромные и плоские пятна тени; зато под деревьями, где держится густой и пряный аромат акаций, тень такая плотная, что кроны деревьев кажутся тронутыми ультрамарином.

Но полнолунное и благоуханное отступление бешено мчалось по шоссе, по древней Аврелиевой дороге, не замечая ни луны, ни туч, ни пыли, окутавшей колонны, — оглушительный рев моторов, пронзительный, режущий ухо скрежет танковых гусениц, летящие по ветру волосы танкистов, с непокрытой головой стоящих в башенных люках своих машин. В этих летящих по ветру и пронизанных лунным светом волосах, в этих лицах, мрачно глядящих на север, в приглушенных пылью звуках команд задохнулся, развеялся в воздухе пыльный триумф, бледно-молочный и зыбкий триумф Южной армии, потерпевшей поражение.

— Это «тигры», — на ходу бросил Вернер Алексу, вписавшись в призрачное скольжение согбенных фигур, в едва уловимый среди общего грохота перестук колес своего эскадрона. Тот кивнул, на миг обернув к Вернеру свое белое от луны и пыли лицо с резкими тенями под носом и подбородком, кивнул и показал глазами на луну, стоящую в зените.

— «Тигры», — повторил Вернер и добавил: — И самоходки, и мотопехота, и противотанковая артиллерия, и саперы, и пехотные орудия.

Каски, висевшие на рулях самокатов, тихонько позвякивали на фоне мягкого шелеста шин, на фоне общего равномерного и призрачного скольжения эскадрона, овеваемого ароматом акаций и ехавшего навстречу колоннам, которые с грохотом отступали вдоль волшебно светящегося моря.

— Полный разгром, — обронил сквозь зубы Алекс.

— Эта война здесь, на юге, вообще веселенькое занятие, — откликнулся Вернер. — Жаль, что вскорости мне придется выйти из игры.

— Сколько дней у тебя в запасе? — спросил Алекс.

— Три-четыре.

— Надеюсь, все пройдет благополучно.

— Я в этом даже уверен.