Избранное

В восьмом пришел к ребятам новый математик — Лия Львовна. Была она из тех, кто убежденно говорит, что на пятерку предмет не знает даже учитель — чего в таком случае говорить об учениках?.. И она скорее всего решила сразу поставить Жору на место. Он принес вдруг одну двойку по математике, другую... Потом у нас случилось несчастье.

Может быть, в другое время я и понял бы, что у них там с Лиею Львовной происходит. Но тут мы с женою промедлили. И Жора сперва перестал заглядывать в те книжки, над которыми они сидели с прежним учителем, а после бросил, как потом уже до меня дошло, открывать и учебники. Математику он возненавидел, разговоров о ней избегал всячески и только уже в конце года вдруг сказал нам с невеселой усмешкою: «Лия Львовна сегодня передо мной извинялась...» Я с сомненьем спросил: это за что же, мол?

Он замялся, подыскивая слова:

— Я, говорит, почему-то чуть ли не одна в школе не знала, что у тебя в начале года случилось... Была, говорит, слишком строга с тобой.

Примерно в эти же дни Жору вдруг избрали комсоргом школы. И я надел костюм, на белую рубаху нацепил галстук, пошел к директору.

Как же, мол, я его спрашивал, так? Мы с женою каждый день пилим Жору за то, что он стал троечником, а вы тут оказываете ему, как говорится, такое доверие — не слишком ли?

Директор улыбнулся чуть снисходительно.

— Не забывайте, — сказал, — что у детей разные таланты. У одних, например, к учебе. А у вашего сына другой талант. К общественной деятельности.

Мне вдруг до зеленой тоски стало ясно, что тут уж ничего не поделаешь: бесполезно что-либо объяснять, бесполезно свое доказывать. И по дороге домой я только приподнимал иногда в недоумении плечи: не слишком ли у нас много, думал, и так этих самых талантов, который директор нашел теперь у моего сына?.. Хоть чуточку побольше бы нам других!

Летом со всякого рода объяснениями — почему да как, с большими нервами перевели мы Жору в другую школу, он снова взялся было за учебу, но тут схватил двустороннее воспаление легких, и целый месяц пришлось ему пропустить, а на зимних каникулах, в те самые знаменитые недавние холода, от которых не одна Москва пострадала, в школе полопались батареи, и ее залило, да так сильно, что пришлось поставить на капитальный ремонт — она старая и перед этим долго уже не ремонтировалась. С утра до полудня старшеклассники теперь заколачивали, чтобы отправить потом на склад, ящики с оборудованием да с приборами, а после обеда, к половине четвертого, ехали заниматься в другую школу, к черту на кулички, — в общем, и тут нашему Жоре не повезло.

Все последнее время я почти никуда не ездил, и теперь оно словно накопилось — мне надо было и туда, и сюда, и все это обязательно, и почти срочно. И опять нас мучить стал этот вопрос: как быть с собакой?

Чего там говорить, конечно же, мы с женой в последнее время оба издергались и все, что касалось Жоры, воспринимали предельно остро, — хорошо хоть у Сережи, у старшего, который учился в Рязани в автомобильном училище, все, слава богу, шло пока хорошо. Уже немного хлебнувши сам, теперь он без конца писал Жоре, чтобы тот не разгибал спины над учебниками, но вот оно — одно за другим... О том, чтобы оставить Квету на попечении Жоры, не могло быть и речи. Но что оставалось делать? Поздно было отправлять ее на Байкал, поздно идти с ней на Птичий рынок. Доброта собаки и удивительная, если это может быть применимо к ней, деликатность давно уже покорили не только нас, но и почти всех наших друзей, кто хоть раз видел Квету. Конечно, больше всех остальных она любила Жору. И спала около него, положив черный свой нос на его тапочки, и провожала до порога, когда он торопился в школу, и поднималась с пола, шла к двери, когда он только еще поднимался в лифте. Странная, в самом деле, штука: едет вверх и вниз лифт, вот он ходит и ходит, останавливается на нашем этаже, открываются и закрываются двери, но Квета и ухом не ведет, дрыхнет себе посреди комнаты... Но вот она сперва настораживает ухо, потом приоткрывает удивительно глупый со сна карий глаз, приподнимает голову, встает и, не торопясь, идет к двери... Лифта еще не слышно вообще, но я твердо знаю: сейчас он дойдет до нашего двенадцатого, остановится, и из него выйдет Жора.

В первый день нового года она и растрогала нас с женой, и насмешила.

Мы пошли с ней провожать приезжавшего домой на праздники Сережу, дошли до автобусной остановки, расцеловались, а дальше, до вокзала, ехать с ним должен был один Жора. В последнее время у них появилось множество общих дел, они часто секретничали, но мы рады были, что ребята стали друг к другу ближе, и оставляли их вдвоем часто в ущерб себе, ладно.