Избранное

Против ожидания Мампе ему не возражает. Бывший портной Шливин считает небесполезным, перед тем как порешить себя, примириться с богом. Может быть, его обращение и раскаяние тронут сердце пастора, и он не станет хоронить Мампе, как других самоубийц, без надгробной речи и прочих церемоний.

Мампе Горемыка идет вместе с Германом на чтение Библии. Пастор слегка фантазирует на тему известного места из Библии: «Если тебе досаждает твой глаз, вырви его…» Мампе Горемыка думает: только бы лавка не закрылась раньше, чем пастор управится с вырываньем глаза. Без водки он не найдет в себе сил повеситься: глаз — это что, глаз, так сказать, находится на поверхности, а вот Мампе пришлось бы себе глотку вырвать. А это ведь все равно что себя на куски разрезать. Самые подходящие мысли при чтении Библии!

Но господь в тот день прямо-таки транжирит свою доброту. По окончании чтения Герман не отпускает от себя Мампе и устраивает так, что тот довольно спокойно проходит мимо лавки. Мампе Горемыке следует вступить в содружество справедливых,а это не что иное, как новое крестьянское содружество, изобретенное Оле. Там Мампе будет получать марку в час, если, конечно, рук не пожалеет. Целую марку, можно сказать, из божьего кармана.

Герман и Мампе ищут Оле. Его нет ни дома, ни у Эммы Дюрр, ни в поле, ни в сарае — утек, как вода из решета. Наконец они обнаруживают его в курятнике.

Герман недоволен: в святой субботний вечер директор святотатственно трудится!

Оле огрызается:

— Разве мы для того живем, чтобы брюхо нагуливать?

Герман тоном ученого толкователя Библии:

— Ни один из пророков не высказывался против толстого брюха! — В Библии говорится только о грехе чревоугодия. Оле тощает, потому что вечно торопится. А торопливый не дает богу времени угнездиться в нем. Торопыги упускают осмотрительное господне благословение. Членам нового крестьянского содружества плохо придется, когда будущей весной они станут взвешивать своего директора. — Какой в тебе будет вес? Не больше, чем в кузнечике. Мы еще будем таскать тебе шпик да колбасу, чтобы ты отъелся!

С улыбкой выслушивает Оле субботнюю проповедь Германа. Всему свое время. Зимой он жирку нагуляет, но чего надо Мампе Горемыке, который почтительно стоит в отдалении со смиренно открытым ртом? Мампе Горемыка хочет вступить в содружество святых.Герман готов за него поручиться, старый портной Шливин обрел спасение и возвращен в небесное лоно.

Оле знает, Мампе Горемыка будет не более как гастролером в новом содружестве, но ему смерть как хочется доставить себе такое развлечение и взбесить своего врага — лесопильщика.

Вот какими окольными путями вынужден идти господь бог, когда он всерьез намеревается спасти одно из своих созданий от неправедной смерти.

Итак, Оле были суждены не одни труды и заботы, но и маленькие радости. В воскресенье домой возвратился Франц Буммель. Свою корову он сменил на лошадь. Буммель добрался до самого Мекленбурга, и ему понадобилось немало времени, чтобы, ведя лошадь на поводу, вернуться домой.

Софи не запрыгала от радости. Что это за лошадь? Кожа да кости; на вертлюге можно шляпу вешать, не белая и не черная, а словно засиженная мухами кляча, лет эдак двадцати, не меньше. А Франц на что похож? Куда он подевал новый костюм?

— Да вот же он, на мне!

Софи смотрит на лохмотья, едва прикрывающие ее супруга.

— Ты что, совсем ума решился?

Ладно, решился так решился. Он сделает все, что Софи хочет, но ни слова о лошади. Франц добыл ее превеликими трудами и лишениями. Чистокровная арабская кобыла, вот ее столетняя родословная.

Софи с горя плюет на бумагу. Все ложь и обман!

— Как бы не так! — Франц начинает злиться. Разве по ней не видно, что черт сидит в этой лошади? Благородная кровь, такого коня никакими силами не удержишь, если он разойдется. Краса пустыни эта кобылка! А в конюшне до чего смирная и доверчивая! Пусть Софи ляжет на землю. Франц проведет над ней кобылу, а Софи встанет целехонька. — Ложись, Софи!

Вконец измученная Софи бросается на Франца, дает ему оплеуху, царапает лицо. Затем мчится к Бинкопу.

— Не сердись, Оле, прости его! Теперь все будет в порядке!

69

С восемнадцатилетнего возраста не выпадало на долю Аннгрет такой беспокойной весны. Но в ту пору дни были полны свиданий с Юлианом на поросшем вереском холме, радостью и любовью, а теперь?

По ночам Аннгрет лежит без сна, думает, терзается и чувствует, что стареет.

Последнее время она держит вино и ликеры в бельевом шкафу. На всякий случай. И частенько прикладывается к этим ярким и сладким напиткам. Но тщетно. Опьянение не приносит ей ни сил, ни покоя, может быть, Юлиан уродился в отца, старого хозяина лесопильни, который за свое дело не побоялся бы и человека убить? Нет! Тысячу раз нет! За этим вечным ожиданием и одиночеством она просто позабыла, что Юлиан — это Юлиан, светский человек, кавалер, не обсевок в поле.