Избранное

— Я не болен. И я не сумасшедший. Возьмем хорошего крестьянина, — говорит Оле. — Он хозяйствует и работает как черт. Не полагается ни на случай, ни на погоду. И добывает из своей земли все, что она в состоянии дать. Государство хорошо платит за продукты. Крестьянин богатеет. Возьмем плохого крестьянина. Он хозяйствует спустя рукава и в основном уповает на счастливый случай. Его земля дает половинный урожай. У него мало что остается для продажи государству, поэтому он непроизвольно вредит ему и сам не вылезает из бедности. Способности у людей не одинаковые. Недавняя крестьянка Аннгрет по воскресеньям разъезжает в шарабане. Крестьянка Софи поскорей улепетывает домой, потому что у нее нет праздничного платья, не говоря уж о шарабане. Крестьянин Серно велит за свой счет покрасить церковь; крестьянина Барташа лентяем не назовешь, но у него не хватает денег обнести забором свой палисадник. Я день и ночь думал над тем, как сгладить эту разницу. Я делаю опыт. Наседка три недели сидит на яйцах. Потом она вдруг чувствует: что-то под ней изменилось, что-то новое возникло под ее грудкой. Это цыплята. Вы поймите, они не хотят тихо сидеть, они хотят выбраться из гнезда в мир, искать червей, клевать, хлопать крылышками, радоваться. Наседка себя не обманывает. Она выходит из гнезда и ждет — что будет. Она идет следом за тем новым, что выкарабкивается из-под ее крыла. Она это новое стережет и защищает. Попробуйте-ка изловить цыпленка. Я бы вам этого не советовал. Руки у вас будут все в крови, и клевать она будет вас так, что вы взвоете, и вам, ей-богу, будет не до смеха. Мы, как наседка, сидим в гнезде, в нашем тепленьком сегодня. Застоялый воздух в теплой комнате начинает вонять. Будущее представляется нам сквозняком. Неужто же нам быть глупее обыкновенной наседки? Неужто же нашим внукам, указывая на наши могилы, говорить: «Здесь лежит мой дед»? Не лучше ли, если они скажут: «Вон пасется стадо — эту породу вывел мой дед. Взгляните на этот парк, мой дед с товарищами его насадил, а они не были ни помещиками, ни рабами»? От вас зависит то, как о вас будут говорить! Новая дорога ведет через дремучий лес. Что подстерегает тебя впотьмах? Что бросается с дерева тебе на плечи? И все же мы будем валить деревья, расчищать лес, создавать цветущие луга. Звери будут резвиться на них с утра и до вечера. Рука человеческая прикоснется к дикой яблоне. Мелкие и кислые яблоки нальются золотым соком, станут большими и тяжелыми!

Суровая Эмма вытирает глаза. Как бы Антон порадовался этой речи! Кооперативной барышне Данке в этот момент уже не безразлично, как обрабатывается земля.

Земля кружится в мировом пространстве. Оле Бинкоп приволок кусок мирового пространства на душное собрание.

Районный секретарь поражен. Что-то чертовски правдивое кроется за словами этого крестьянина. Своеобразные взгляды. Вуншгетрей ничего против них не имеет, но, если протрубить о них на весь свет, не посеют ли они смятение? Сомнения одолевают его. Тем увереннее чувствуют себя Буллерт и Фрида Симсон. Фрида упивается великой минутой своего выступления.

— Товарищи, если мы, как партия, ничего не хотим знать о колхозах, с чем же мы, как партия, сталкиваемся, товарищи? Очевидно, мы сталкиваемся с национальными особенностями. Я спрашиваю товарища Бинкопа: разве не терпим мы мелкой розничной торговли? И разве мы терпели бы ее, будь это ошибкой? Отвечай!

Оле Бинкоп Фриде не отвечает. Слово берет Буллерт. Беда в том, что Бинкоп стремится и других товарищей завербовать в свою секту. Общая земля? Фогт и управляющий, как у господина барона? Партия не должна попасть в смешное положение; неужто же Буллерту, например, поставить на карту свое образцовое хозяйство и продуть его в одночасье? Ну какой урожай снимет эта секта с пресловутого пустыря? Банкротство — вот что вырастет на ихней земле. Бинкоп нас доведет до голодухи.

Вуншгетрей улыбается.

— Разреши мне один вопрос, товарищ Бинкоп: разве партия не протрубила бы давно сигнал «в поход», если бы считала желательным то, что ты делаешь?

Эмма Дюрр хочет сказать несколько слов:

— Заботы Оле не с неба свалились. Он их получил в наследство от Антона, моего мужа. До сих пор видел кто-нибудь вред от Оле?

Ян Буллерт:

— Цыплят по осени считают!

Эмма:

— Разве партия — это страховая компания? Коммунизм — величайший эксперимент со времен Адама. Так Антон говорил.

Фрида Симсон:

— Иди ты со своим Антоном!

Эмма живо:

— Ты вот попробуй найди себе такого!

Каменщик Келле, двухметровый верзила, стучит кулаком но столу:

— Новый капитализм не пройдет! Я за Антона и Оле Бинкопа!

— Да здравствует колхоз! — Это крикнул Вильм Хольтен. Фриде не удалось сдержать его пыл. — Да здравствует Оле Бинкоп!

Оле с виду спокоен, хотя дрожь пронизывает его до кончиков пальцев на ногах.

— Я все обдумал. Мне сдается, я ищу дорогу вперед, а не назад!

Вуншгетрей:

— Что значит вперед и что назад, пока еще устанавливает партия. Ты, может, ее учить собрался?

Оле, весь дрожа: