Избранное

Молодые люди ушли.

Еще на лестнице Нихад взял Омера под руку.

— Нам нужны деньги, дружище!

— Мне тоже!

— Тебе — для собственного удовольствия, а нам — для дела!

Они вышли на улицу. Омер был рассеян больше обычного.

— Куда мы идем? — спросил он наконец. — Добывать деньги? Будем грабить или воровать? — И, криво усмехнувшись, пробормотал себе под нос: — Вот и до этого докатился, поздравляю…

Нихад с жалостью посмотрел на него.

— Ты неплохой парень. Тебя можно бы использовать в нашем деле, если бы ты оставил свой никчемный образ жизни и посвятил себя какой-нибудь серьезной, большой цели. Но ты не хочешь. Мне жаль тебя. Неужели ты думаешь, что сумеешь прокормить семью, получая грошовое жалованье на почте или в любой другой конторе? — Нихад провел рукой по волосам. Омера. — А ведь эта голова способна рождать великие идеи! Глупо зарывать талант в землю! Ты ведь совсем не такой, как вся эта шушера, ты — личность! Повелевать — твое право, скажу больше, — твой долг. Стоит тебе только захотеть, да так сильно, чтобы пожертвовать всем ради одной этой цели: повелевать людьми, встать над ними. Но твои причуды, детские или, вернее, бабские фантазии губят в тебе настоящего мужчину. Я только диву даюсь, как ты вообще мог связать свою жизнь с женщиной! Что такое женщина? Игрушка. Кукла. Так будь же мужчиной в полном смысле этого слова! Будь грубым, жестоким, чуждым всяческих сантиментов, полагайся лишь на силу. Всё и вся должно подчиниться нам! Народ — это стадо баранов, не более! Пусть же эта мысль отныне станет твоей идеей фикс, и успех тебе обеспечен, при условии, конечно, что ты употребишь для ее осуществления все свои духовные и физические силы. Поражение абсолютно исключено!

Омер искоса глянул на приятеля. Впервые он видел его до такой степени увлеченным излагаемыми мыслями.

— А не болен ли ты, братец?

Нихад в приливе мгновенной ярости замахнулся обеими руками на Омера и прорычал:

— Дурак! Я говорил с тобой, как с человеком, а ты… Нет, ты никогда не пойдешь с нами.

Нескрываемое презрение, прозвучавшее в его словах, задело Омера.

— А ты почем знаешь? — спросил он. — Я просто удивился. Ты — обычно спокойный, уравновешенный, и вдруг разбушевался. Вот ты на меня набрасываешься, а того не знаешь, что меня самого точь-в-точь такие же мысли временами одолевают.

— Ты серьезно?

— Повелевать народом, наверное, неплохо, но именно об этом я меньше всего думал. По мне, так стремление к власти вообще бессмысленно. Я о другом: есть только один способ остаться чистым — замкнуться в себе и прекратить всякое общение с окружающими, по крайней мере духовное.

— Замолчи! Что ты несешь? Как это — прекратить общение?! Чушь! Не забывай, что ты живешь в реальном мире, и будь любезен, когда разговариваешь со мной, оставь свои бредни при себе!

Омер долго не отвечал. Нихад полагал, что его слова произвели на приятеля сильное впечатление, но тот задумался совсем о другом: «Действительно, люди — грязные животные. А чем я лучше? И еще смею рассуждать о чистоте, об уходе в себя! Я об этом и заикаться права не имею. Что там наболтал Нихад? Я всегда догадывался, что он немного с приветом, но не предполагал, что у бедняги настоящая мания величия. Стремится повелевать миром! А что такое мир? Разве есть какой-нибудь другой мир, кроме духовного? И при этом у каждого — свой мир, отличный от других миров. Над прочим и голову ломать не стоит. К чему образование, ум, опыт, если все равно они не приносят желанного счастья? Уж лучше бы ни у кого из нас вовсе не было разума. Существование трав, животных, облаков, скал представляется мне куда более радостным и неутомительным. Толковать об этом с Нихадом бесполезно. Узнаю, что ему от меня надо, и вернусь домой. Маджиде волнуется, наверное».

При воспоминании о жене сердце Омера учащенно забилось.

«Что я наделал! Какой же я бессовестный, какой болван! Сначала напугал ее, потом, не успокоив, не ободрив, удрал из дому с приятелем. Маджиде ждала меня к ужину. Сидели бы мы сейчас под красным абажуром, друг против друга, и пили чай. Поговорили бы о том, что нет денег, погрустили, немного и, чтобы не огорчать друг друга, пошутили и, наконец, обнявшись, полуголодные, легли бы спать. Разве это не лучше, чем шляться по улицам с Нихадом, терпеть его словоблудие и, как волк на ягнят, коситься на продукты в витринах? Что меня держит здесь?»

Он обернулся к Нихаду.

— Как хочешь, а я иду домой. Маджиде ждет меня к ужину.

— Омер, ты мой лучший друг! Можешь разделять или не разделять мои убеждения, но ты должен мне помочь. Нам нужны деньги!

— Ты с ума сошел! Не по адресу обращаешься, мне самому нужны. И потом, на что вам деньги?