Избранное

«Чернокрылиха», – на первой же перемене каких-то совсем необязательных первосентябрьских занятий окрестила «новенькую» в кругу своих подруг, с ревнивым чувством уже бывшей первой красавицы, «прима» нашего класса Люда Година, интуитивно почувствовавшая достойную соперницу.

Я в то время читал книгу Пантелеева «Республика Шкид», и у меня, как и у обитателей Шкиды, была страсть на конструирование новых имён, сложенных из начальных частей старых. Наша классная руководительница прозывалась у меня на греческий манер – Анасди. Правда, имя это к ней как-то так и не пристало. Так Белокрылова Таня и стала Бетой.

Отец Беты был офицером. Его, «с повышением в должности», перевели в наш маленький городок командовать полком. Мать Беты, которая, наверное, лет на пятнадцать, не меньше, была моложе своего супруга, называла себя домохозяйкой.

Казалось, что родителям Беты, которые и без того уже исколесили полстраны, переезжая то и дело «на новое место жительства и службы» из города в город или в какой-нибудь забытый богом и людьми скучный степной гарнизон, и никогда нигде не задерживались надолго, и полчаса не усидеть на месте.

Люди они были весёлые, общительные и в любом месте быстро обрастали, если не новыми друзьями, то новыми знакомыми уж точно! Легко забывая старые привязанности и выпавших из их нового круга жизни приятелей. Казалось, что кроме них самих, даже среди посторонних, но обязательно беззаботных и весёлых людей, им больше никто и не нужен. Они вечно кудато уезжали или уходили к своим многочисленным однодневным друзьям, оставляя в «освободившейся жилплощади» забитый до отказа всякой снедью холодильник «ЗИЛ», похожий скорее на средних размеров платяной шкаф с закруглёнными гранями, и – Бету «следить за порядком в квартире».

Сами же они всё время куда-то спешили.

Отец Беты то «доставал» билеты на концерт заезжих знаменитостей, то на премьеру в театр, расположенный в областном центре, в пятидесяти километрах от нашего города, то на поезд дальнего следования, то на самолёт. И тогда мать Беты быстро и привычно (это она, в отличие от повседневных домашних дел, которые не любила и которыми почти не занималась, делала виртуозно) заполняла своими многочисленными нарядами вместительные кожаные чемоданы. И они, зачастую выпорхнув из нашей сибирской зимней стужи, вдруг оказывались среди пальм в каком-нибудь укромном уголке Чёрного моря, в доме бывшего сослуживца Бетиного отца, вышедшего в отставку и занимающегося теперь только садом, пчёлами и изготовлением различных вин.

Мать Беты, когда я видел её, напоминала мне почему-то яркую, весело порхающую бабочку.

Кое-кто из нашего класса, и первая – Година, ставшая «лучшей» подругой Беты, по достоинству впоследствии оценили непоседливый характер её родителей. Ибо в их огромной квартире, где комнаты с паркетными полами, скорее, напоминали по площади небольшие теннисные корты, чем жилые помещения, так было приятно, удобно, бесхлопотно собираться на всевозможные праздники и дни рождения…

С дня рождения, кстати, всё и началось.

Не прошло и месяца с начала учебного года, как «новенькая» на одной из перемен пригласила к себе на день рождения весь класс! Такого размаха мои одноклассники доселе не знали. И, наверное, поэтому многие восприняли это приглашение только как красивый широкий жест, несколько театральный даже. Потому-то и пришло на день рождения человек десять – не больше.

Там я впервые и увидел родителей Татьяны.

Высокого, весёлого, подтянутого, с такими же гладкими глянцевыми чёрными волосами, синими, как у Беты, глазами и с жизнерадостным молодым румянцем во всю щёку Юрия Александровича и ещё более весёлую, почти всё время заразительно смеющуюся, то и дело танцующую с кем-нибудь из нас, Елену Игоревну.

Как-то даже не верилось, что обычно задумчивая Бета и есть их единственная дочь.

– А ещё я, знаешь, что вспомнила? – спросила меня Бета.

Мы теперь едва топтались на месте, в пространстве между широким подоконником и высокой, почти до самого потолка, пушистой ёлкой, скрытые ею ото всех. Так что единственными свидетелями нашего разговора и наших действий могли быть только эта нарядная ёлка и весёлый фонарь с той стороны окна.

– Что?

– Как ты, отвечая на уроке истории, называл Македонского Александром Филипповичем, словно это был не великий полководец, а какой-нибудь завхоз… И помню, что меня это тогда позабавило. Как-то необычно это было.

Мне было приятно, что Бета вспомнила об эпизоде, который я напрочь забыл. Но я совсем не то хотел сейчас услышать от неё и потому я снова спросил, после недолгой паузы.

– А ещё о чём ты думаешь? – спросил я Татьяну с каким-то замирающим предчувствием.

– Ещё я думаю о том, как там мои друзья, во Владивостоке, без меня справляют Новый год… Ты знаешь, мне всегда хотелось чего-нибудь постоянного, – как-то очень грустно сказала Бета. Но эта её последняя фраза легко прошла мимо моего сознания, ибо меня зацепила фраза предыдущая. Наверное, ещё и потому, что я ожидал услышать после неё нечто совсем иное, отчего в каком-то неясном предчувствии сладко замирало моё сердце.