— Слышишь? — сказал Кронос. — Они воют в ожидании того часа, когда смогут освободиться и напасть на нас. Страшные созданья породила ты, Гея!
При этих словах Кроноса лицо Земли стало серым.
— Они такие же мои дети, как ты и твои братья, — произнесла она, и на каждое слово у нее уходили часы.
Прометей не смел пошевелиться. Он закрыл глаза, чтобы Кронос не заметил их сверканья. Такого спора он еще никогда не слышал. Он боялся, что повелитель сошлет его, дерзко подслушивающего этот разговор, в преисподнюю к Сторуким, и Кронос, заметь он Прометея, конечно, так бы и сделал. Но ему не приходило в голову, что его слышит кто-то еще. Он полагал, что все титаны находятся в своих сумрачных пещерах, а туда не мог донестись даже вой Сторуких. Поэтому он без меры и удержу поносил древнюю старуху, бывшую как-никак его матерью.
— И ты еще дерзаешь хвалиться такими уродами, — кричал он, — дерзаешь признавать их своими детьми, хотя их пришлось заточить, чтобы они не изрубили в куски собственную мать! — Он снова дернул себя за пояс, и Сторукие снова завыли — их вой был так ужасен, что деревья завздыхали от сострадания.
— Не мучай моих беззащитных детей, чудовище ты эдакое! — воскликнула Гея. — Они взывали к своей матери, а мать не может им помочь!
Тогда Кронос схватил старуху за плечи и грозно спросил:
— Значит, ты была внизу? Говори правду, не то я в клочья разорву твое потомство!
— Да, я побывала у моих дорогих сыночков, — отвечала Гея. — Они терпят в своей тюрьме несказанные муки, как же мне, матери, не попытаться их утешить?
— Ты была одна? — настороженно спросил Кронос.
— Нет, — ответила Гея, и у Прометея замерло сердце. — Страх и ужас были со мной, — продолжала мать Земля, — а также сострадание. — Бесконечно медленно подняла она голову и взглянула в лицо Кроносу — глаза ее были как два ледяных месяца, а глаза властелина — как два бушующих солнца. — Да и кто мог бы спуститься туда со мной! — сказала Гея. — Неужели ты думаешь, что твоя жена или твои братья отважились бы на такое путешествие? Что бы оно им сулило?
Птицы молчали. Кронос ударил Гею по лицу.
— Я запретил спускаться вниз, — кричал он, — этот запрет относится и к тебе, старая карга! Если ты еще раз воспротивишься мне, я запру тебя вместе с ними, и утешай их тогда до скончанья веков! А в наказание за твою непокорность ты будешь изгнана из семьи титанов и впредь никогда не взойдешь в Небесный чертог! Советую тебе — остерегайся моего гнева! — С этими словами Кронос снова подергал свой пояс, и снова из темной бездны раздался горестный вопль Сторуких, и деревья согнулись от тоски.
Гея же, которая молча стерпела сыновний удар, выпрямилась во весь рост и, достав головой до облаков, воскликнула:
— О Кронос, Кронос, сам бы ты остерегался! И твое владычество, о безжалостный, не вечно будет длиться! Это я говорю тебе, твоя мать, которую ты ударил и отринул.
— Кто же это посмеет поднять на меня руку? — возразил Кронос. — Из моих братьев и сестер наверняка никто, а Сторукие сидят взаперти. Сама ты, Гея, бессильна, хоть и чванишься, а твои крошечные созданья, растения и звери, которых ты называешь живою жизнью, все вкупе не могут меня даже задеть. Так кто же, по-твоему, способен против меня возмутиться?
Тогда Гея злорадно расхохоталась, вскинула свои черные руки над головой и торжественно, как Ночь, произнесла:
— Твои дети свергнут тебя, Кронос!
— У меня нет детей, — живо откликнулся Кронос, но, еще не договорив, он вспомнил, что жена Рея носит под сердцем ребенка и вскоре должна произвести его на свет. — Пока еще нет детей, — сказал он. — И никогда не будет, — прибавил он, немного помолчав.
В этот миг Прометей почувствовал, что глаза его вот-вот лопнут. Он смежил веки, но не тьма представилась ему, а свет ярче летнего солнца, и, не открывая глаз, он увидел Кроноса, который высился над горами и лесами, с грозовыми всполохами в волосах и гранитом на плечах, со странно мерцающим бронзовым поясом. В таком виде стоял он и говорил, как вдруг изо рта у него начали выскакивать юноши и девы; держа в руках красные мечи — застывшие молнии, они грозно наступали на Кроноса.